Готовлю к печати новую книгу стихов. Рабочее название — «две традиции». Решил собрать в качестве предисловия разные отзывы о себе. И хвалебные, и ругательные. Набрал очень много. Все они в книгу не влезут. Оставлю штук пять. Остальные — для Дневника.

…Вся книга Евгения Степанова – и есть цельная цитата, подтверждающая непохожесть, энергичную порывистость. Искренность с большой буквы. При наличии большого таланта, разумеется. Я – суровый критик, но здесь, – увы!
Предлагаю вчитаться в книгу и представить ее внутри моей хвалебной каймы.
Долгих лет творческой жизни, Поэт Евгений Степанов!

Мне близка и простейшая форма, в которой выражается лирический герой Степанова — моностих и, конечно, рассказы о вчера-сегодня-завтра. Кстати, в них, как правило, присутствует классическая собранность, лаконичность, точность формулировок. Мне очень нравится стихотворение Степанова, состоящее из одного предложения "Я хотел написать стихотоворение. И не смог". Здесь какая-то пушкинская простота. Это кажется, что так написать легко, на самом деле, так еще никто не говорил. Степанов — современный Крученых, сталкер в нашей литературе. И по натуре сталкер. Он идет туда, куда вход запрещен. А потом описывает то, что увидел. Получается то смешно, то страшно.

Стихи Е.С. ясны, как документальная проза, таинственны, как добрый крик обиженной любви, публицистичны и вместе с тем суггестивны. У него в одном стихотворении могут естественно соседствовать реминисценции из Блока и Сосноры или из Венички и Солженицына, а также «славянская душа» и «прищур азиатский», ирония и пафос, жаргон и архаика, стеб и пафос...
Еще Степанов — мастер урбанистической зарисовки (тут он продолжатель лианозовцев, прежде всего Сапгира), но он же порой погружается в звуковые глубины слова и по-хлебниковски пробует его на зуб.
…следуя классификации одного малоизвестного мудреца, поэт Евгений Степанов не самоутвержденец, он — самовыраженец. И ему есть что выражать.

Степанов — бездарность. Пишет всякие заумные стишата и порнографическую прозу. Его книгу «Лю» я бы запретила!

Евгений Степанов — для нас не пример. Это — ГРАФОМАН в самом хорошем смысле слова, а именно: человек, ЛЮБЯЩИЙ ПИСАТЬ и где-то находящий для этого время. Но главное — ЛЮБЯЩИЙ ТО, что им написано. Он-то уж точно не интересуется, интересно ли это людям — лишь бы самому было интересно. Я поразилась количеству им написанного и растиражированного в разных ипостасях... Это настоящий феномен (увы, пока никем не описанный — а надо бы!), хотя полагаю, есть в Интернете и другие поразительные примеры...

И видно сразу: да, Степанов определенно близок авангардистскому (или точнее поставангардистскому) крылу русской поэзии. Но! Степановский авангард — это авангард окультуренный, воспитанный. Он не взламывает и не ломает, не стремится эпатировать. Ему не ведома агрессия, но присуща, пожалуй, эдакая куртуазная изысканность. Это авангард на уздечке классической пушкинско-блоко-пастернаковской просодии. А может и наоборот: пастернаковско-блоковскую гармонию Степанов окантовывает едва уловимой ленточкой авангардных сломов — там, где поэт уводит стих в нарочито наивное письмо или в обериутский абсурдизм. Возможно, такие стихи писали бы сегодня отвоевавшие свое отцы обериутства, доживи они, конечно, до наших дней:

…Он просто пишет восхитительные стихи, и ему с удивительной легкостью даются вполне себе традиционные стихи, в которых есть и глубина, и ирония, и обилие вкусных поэтических находок…

Вот такое волшебное зеркало удалось создать Евгению Степанову – без прикрас, без ретуши и самолюбования, преломив через свою собственную судьбу, создать портрет целого поколения…

Тему главных редакторов в журнале "Волга-XXI век" продолжает Евгений СТЕПАНОВ. "Я тоже молодой поэт <…> я сам ничего не умею" — сам о себе свидетельствует Е. Степанов, полагая, что этого достаточно, чтобы отбить у читателя всякую охоту к критике, а равно и осмеянию. Ложная скромность, вся правда состоит в том, что Е. Степанов суть

Автор, понимаю я, хотел сказать, что он имеет отношение к поэзии. Другой вопрос, имеет ли к ней отношение выше цитированное "стихотворение"…

Если книга — это некая цельность, то можно погадать о причинах движения поэтики к механистичности и предельному лаконизму. А может быть, разгадка заключена в одном из лучших стихотворений, за которым встает тень Георгия Иванова, не убегавшего от таких прозрений в иные техники:

Степанов пользуется в равной степени и традиционным стихом, и верлибром, и одно-, двух-, трёхстишиями, и визуальной поэзией, что не так уж и часто встретишь…

Евгения Степанова знают как поэта, прозаика, — но и, не в меньшей степени, как пропагандиста, издателя, собирателя новейшей поэзии. Он редактор журналов «Футурум-АРТ», «Дети Ра» и других.

Впервые о Степанове услышал я от Гены Айги. В парижском пригороде Иври, во дворе дома общего нашего друга, русского художника Николая Дронникова. Было это года два-три назад, может быть, чуть больше. Сидели за стоящим «на пляс Хузангая» (как назвал этот закуток у своей двери Николай) столом из светлого литографского камня, пили то ли чай, то ли сок, говорили о разных книжных и не книжных делах. Гена спрашивал, как продвигается и продвигается ли вообще дело с кое-какими моими поэтическими публикациями, и на мое не слишком уверенное по этому поводу «черт его знает!», вдруг спросил: «А о Степанове ты слышал? Молодой, толковый парень! Создал свое издательство... Если нужно, обратись к нему от моего имени...».

И вот, встречаю автора, который, как и я, для каждого стихотворения — то есть для каждого лирического настроения, поэтического замысла создает свою, этому замыслу нужную — п р и с у щ у ю ему — форму.
…Я, конечно, не Господь Бог, но что бы я предъявила Степанову на Самом Высшем Суде (разумеется, искусства, а не жизни, тут Бог ему Е д и н с т в е н н ы й судья) — так это то, что он не очень-то себя ценит, часто мельчит, увлекается перетряхиванием пыли ковра э с т е т и ч е с к о й р е а л ь н о с т и, забывает о том, что «есть ценностей незыблемая скала» — и в его тексты попадают какие-то «не те» люди и обстоятельства, притом он их, как правило, переоценивает…

Кстати, я видел живого Степанова, ничего, не кусается, благодушен к нашим дружеским наездам на его футуристические продукты вроде «Детей Ра» и «Зинзивера»...

Все началось с "Цветка" Евгения Степанова. Если кто-то помнит, в Перми в конце 80-х — начале 90-х годов выходили редактируемые вашим покорным слугой "Дети стронция", где, кстати, печаталось немало екатеринбуржцев — Нохрин, Ройзман, Богданов, Верников, Курицын… Там-то и было опубликовано стихотворение неведомого уральцам москвича:

Минуло семнадцать лет. Наползло "иное столетие". И вот мне пришло приглашение от "главного начальника" Международного фестиваля поэтов "Другие", генерального директора московского издательства "Вест-Консалтинг" Евгения Викторовича Степанова принять участие в намечающейся мистерии. Надо же! За это время, пока мы не виделись с Женей, он сумел вырастить тот самый "редкий цветок" — создал степановский сад, в котором взошли экзотическими яркими лепестками литературно-художественные журналы "Футурум АРТ", "Зинзивер" и "Дети Ра". Чувствуете родственную перекличку? "Дети стронция" — и "Дети Ра". Библия! Авраам родил Исаака…

Степанова на конюшню, бить батогами нещадно. Это не пример.
С другой стороны, даже если не обсуждать качество: «Арион», «Футурум Арт», «Дети Ра» + «Зинзивер», «Журнал поэтов» — это что, нормальное количество специализированных поэтических изданий для национальной литературы такого масштаба?

Недавно я оказался в компании итальянских славистов, которые в один голос говорили, что преподавание литературы в России на порядок выше, чем в Европе. Хотелось бы, чтобы и существование самой литературы у нас — я уже не говорю о самих литераторах — стало на уровне ее преподавания. А для начала надо хотя бы заметить такого деятеля отечественной культуры, как Евгений Степанов, который делает дело и приглашает всех заинтересованных лиц принять в нем участие.

Графическая же форма подобного стиха, благодаря иконичности знаков препинания (например, тире, многоточия, скобок), позволяет на бумаге воспроизвести жест или даже определенную мимику, а также показать односторонность, безадресность чувств и коммуникации, что и выводит на первый план поэтику «коммуникативных неудач». Показательный пример — стих, также названный Е. Степановым «ПЬЕСА»:

Как мы видим, слово страсть, ассимилирующее в себе и реплику и ремарку, постепенно теряет возможность быть высказанным: его заменяют знаки многоточия, соединенные тире, — т.е. визуальные аналоги эмоциональных жестов неопределенного содержания.
Нередко в современной «акциональной» поэзии мы имеем дело со вторым крайним случаем деформации структуры драмы — сведением ее текста только к ремаркам. Ремарки из «второстепенного текста» (Р. Ингарден) превращаются в основной и единственный текст: между ними оказываются только паузы или точки отсутствующего «звучащего» текста. Таким образом, драматический текст теряет свою основную функцию «воспроизведения», он существует лишь в письменном виде, т.е. становится в некотором смысле рамкой для подразумеваемого жизненного спектакля, или «фреймом» в терминах когнитивной поэтики (что доказывается, в частности, и наименованием действующих лиц посредством «формульных» латинских букв или местоимений). Дифференциальные признаки подобных текстов задаются уже самими заглавиями.

Я такие книжки люблю. На каждой странице всего по одному стихотворению, сами же тексты — одна-две строчки: «лицо / лучина / крыльцо / кручина». Вам хочется больше? Зачем? Если и так все ясно, если можно простые мысли говорить простыми словами, да еще и коротко, зачем выдумывать еще что-то? Простые мысли легко понять, трудно выразить достаточно ясно.

Как говорит мой друг Евгений Степанов: если стихотворение можно пересказать в прозе — это не стихотворение.

Стихи Евгения Степанова — это исповедь сына века, человека, прожившего как бы несколько жизней в разных временных, сущностных (помните у Заболоцкого, «на самом деле то, что именуют мной, — не я один. Нас много. Я — живой.») и пространственных координатах. Стихи Степанова фиксируют, точно фиксаж, перемещения и — прежде всего! — перевоплощения его лирического героя.
…Степанов беспощаден в своем творчестве. Беспощаден... к собственному ego. Его лирический герой не боится заглянуть в самую страшную бездну — в себя. Подобно какому-нибудь Пастеру или Ньютону Степанов проводит испытания на самом себе, открывая таким образом и себе и нам, его читателям, новые знания о человеке и показывая, точно профессиональный психотерапевт, новые пути выхода из кризисных состояний души.
Я знаю Евгения Степанова двадцать семь лет. Уже тогда, в 1981 году, когда мы познакомились, у него был свой почерк, своя индивидуальность. С юности он работал в разных жанрах. Это поэт разных — весьма изощренных! — версификационных приемов и весьма разнообразных традиций. При этом резкий, обрывистый стих Евгения Степанова узнаваем и единственен в своем роде.

Россия талантами сильна — копнуть по провинции, сотни «хениев» отыщутся, а то и тысячи, вот Очеретянский, Буланов, Бирюков и редкая [оскорбительно] Женька Степанов — и окормляют «европейское сообщество» многими мега-гениями...

Евгения Степанова можно считать первым русским поэтом-сюрреалистом.
Его стихи удивляют читателя тем недюжинным уровнем истинно-лирической искренности и непосредственности, который стал в наше время подлинным раритетом.
Степанов работает на стыке поэтических систем силлабо-тоники и зауми, палиндрома и анаграммы, визуальной поэзии и откровенного каламбура…
…Поэзия Евгения Степанова это приглашение к открытиям, приглашение вглядеться в то, как эксперимент превращается в гармонию, а поиски становятся утонченными уроками серьезности.
Это остро переживаемое состояние парения, выпадения из привычного мира в некий мир красоты ему параллельный. И духовная смелость сотворить слово-поступок.

Недавно я оказался в компании итальянских славистов, которые в один голос говорили, что преподавание литературы в России на порядок выше, чем в Европе. Хотелось бы, чтобы и существование самой литературы у нас — я уже не говорю о самих литераторах — стало на уровне ее преподавания. А для начала надо хотя бы заметить такого деятеля отечественной культуры, как Евгений Степанов, который делает дело и приглашает всех заинтересованных лиц принять в нем участие.

Но как не нарушить Слово, из которого все мы вышли? Как сохранить в себе способность улыбаться прохожим, оставаясь прохожим? Об этом — размышления, догадки, свидетельства поэта Евгения Степанова.

«Я работаю отцом и сыном. Я работаю мужем и любовником. Я работаю начальником и подчиненным. Жизнь — постоянная, тяжелая работа. Но я не хочу в отпуск».
Что это такое? Анекдот, прикол, розыгрыш? Конечно, это шутка, но в ней есть доля правды. А вообще-то это стихотворение московского поэта, журналиста, а теперь уже и издателя Евгения Степанова. В каком-то смысле это его авторское кредо. Везде быть, все видеть, все попробовать. А потом написать несколько важных слов. Например, вот таких: «Я сгорел на костре бытия, И душа моя сделалась углем. Но углем можно — должно! — писать».

…Евгений Степанов с веселой усмешкой отказывается от развязной поп-горизонтали, противопоставляя ей эстетику сугубо детского здоровья (этакая, чуть шаржированная, гармония):

Книга стихотворений «Упала пила» /«Московский рабочий», 1991 г./ удивила даже меня /а это сложно!/. Необычные стихи, интересные, ни на что не похожие.
А кроме того Евгений Степанов — позт-переводчик. И что уж совсем в диковинку — знает языки, с которых переводит — французский и немецкий, после Маршака и Пастернака что-то я о таком не слышал.

В стихах Степанова, наверное, самое главное — интерес буквально ко всему, что он встречает по пути. Меня радует, что Евгений пишет много, откликается на каждый непустой для сердца звук. Верно, что для рождения стихотворения мало одного только лирического настроения, мало впечатления в душе: нужен существенный повод, обратная связь. «Мелочи жизни» в стихах Степанова преображаются в яркие приметы Времени, узнаваемые и символичные, потому что эти зерна пали на благую почву. Я знаю, что тут секрет не в возрасте Степанова, возрасте, в котором еще грех обижаться, когда тебя называют «молодым поэтом», и даже не в человеческом характере, а в том именно, с чего я начал, — в искренней и жертвенной любви Евгения Степанова к поэзии, Литературе, Культуре. Он уже хорошо знает цену Слова и оттого великодушен и к другим стихотворцам, и к своим персонажам, коих тоже великое множество.
В общем, у меня есть основания сказать, что стихи Евгения Степанова — целый большой и оригинальный Мир. Желаю этому Миру как можно скорее стать территорией, открытой для всех желающих.

Заметен, кстати говоря, приход в литературу второй «волны» «городских» поэтов, таких, как И. Болычев, Е. Степанов, А. Пурин, С. Надеев и др.

Степанов, вполне отдавая себе отчет, преследует фактические японские цели — внезапно озарить читателя, и, самоудалившись, привести к некоторым размышлениям. Да, пафосно, с элементами нотации, но вспышки откровений, которые он испытывал в момент творческого подъема, транслируется без всяких приборов.

Мне очень понравился сборник стихов Евгения Степанова "Портрет". Разносторонняя, разноплановая, разнохарактерная — но, вместе с тем, цельная книга, написанная мастером.

Я знаком со Степановым не так давно, но, как уже не раз убедился, мы двигаемся и развиваемся в одном направлении. Он сумел создать вокруг себя мощный культурный слой из печатных и событийных проектов. Еще задолго до того, как началось наше общение, его творческие идеи являлись неким двигателем моего собственного развития — подхлестывало, давало стимул не оглядываться по сторонам, несмотря на трудности, вдохновляло.

Степановский «Портрет» — это постоянный, внимательный возврат к многогранности форм стиха, к сохранению, усвоению отсеянного литературой положительного, что оставили разные стили – футуризм, заумь, ОБЭРИУ, силлаботоника соцреализма, верлибр, сюрреализм, визуальная поэтика. При успешном микшировании трудно соединимых в общую картину компонентов важнейшую роль сыграло качество самого языка и стратегия использования многочисленных приемов. Как правило, акценты — это самые легкие и мистические среди других штрихов. Но завершающей является афористичная строка или тонкий ход лирической рефлексии.

Женя — в некотором роде мистическая личность. Как и когда Степанов творит, я не знаю, но время от времени он выходит из своих теней к людям и разбрасывает свои камешки-книжки. Ярко, красиво, талантливо. У него редкая профессия — собиратель. Как мы собираем разноцветные камешки на берегу, чтобы сложить бусы, так он собирает свои строчки, чтобы сложить книги. А, может, он просто знает места, где лежат в избытке ценные камешки незатейливых, "ситцевых" историй и событий. Проще говоря (проще ли?), мы имеем дело с метафизикой, фактически булгаковской идеей постоянной передачи энергии как таковой из одного тысячелетия в другое. Причем сюжеты у Степанова, если вдуматься, — одни и те же, как библейский сюжет о Каине и Авеле, который бесконечно повторяется, меняя лишь (уни)форму, сшиваемую и подгоняемую по "фигуре" времени вечным портным.