Рецензии
Сергей Сутулов-Катеринич, «Двѣнадцать — через ять». —
Таганрог, «Нюанс», 2011
Таганрог, «Нюанс», 2011
В Таганроге в издательстве «Нюанс» увидел свет новый сборник стихотворений Сергея Сутулова-Катеринича «Двѣнадцать — через ять». Само название книги уже интригует, настраивает на необычность авторского восприятия поэзии. А погружение в атмосферу образов поэта, его многоплановый лирический мир сродни соприкосновению с творческой полифонией Вселенной.
Сергей Сутулов-Катеринич — человек необычный: за его плечами сценарный факультет ВГИКа и филологический — Ставропольского государственного педагогического института. Уже много лет он редактирует журнал «45-ая параллель» и открывает читателям новых авторов, публикует подборки известных поэтов. По сценариям Сутулова-Катеринича снят целый ряд документальных фильмов. У поэта колоссальный интеллектуальный багаж, который составляет основу его поэтической образности.
Трудно спорить с тем, что в наше время поэту практически невозможно сказать что-то новое, литература находится в состоянии бесконечного самовоспроизводства, уточнения смысла символов, их повторения, интерпретации, развития всего уже существующего на новых витках художественной спирали. Поэзия Сутулова-Катеринича во многом построена на интуитивном цитировании, черновиками для которого являются художественные проявления прошлого и настоящего:
Сергей Сутулов-Катеринич — человек необычный: за его плечами сценарный факультет ВГИКа и филологический — Ставропольского государственного педагогического института. Уже много лет он редактирует журнал «45-ая параллель» и открывает читателям новых авторов, публикует подборки известных поэтов. По сценариям Сутулова-Катеринича снят целый ряд документальных фильмов. У поэта колоссальный интеллектуальный багаж, который составляет основу его поэтической образности.
Трудно спорить с тем, что в наше время поэту практически невозможно сказать что-то новое, литература находится в состоянии бесконечного самовоспроизводства, уточнения смысла символов, их повторения, интерпретации, развития всего уже существующего на новых витках художественной спирали. Поэзия Сутулова-Катеринича во многом построена на интуитивном цитировании, черновиками для которого являются художественные проявления прошлого и настоящего:
…когда приснится мне Таблица
Периодических Предчувствий,
почую: «Матрица» — убийца
нубийца, Чехова, анчутки;
в циничном хоре панибратцев
услышу стоны страстотерпцев —
грешно, Гораций, разбираться
в черновиках терновых терций...
Периодических Предчувствий,
почую: «Матрица» — убийца
нубийца, Чехова, анчутки;
в циничном хоре панибратцев
услышу стоны страстотерпцев —
грешно, Гораций, разбираться
в черновиках терновых терций...
Как в жизни каждого человека непременно повторяются трагические и смешные сюжеты, многократно разыгранные на подмостках судеб, так и в книге «Двѣнадцать — через ять» читатель встречается со сложной системой узнаваемых отголосков, перекличек и ассоциаций.
И Небогов неправ, и Набоков неправ.
…человек — через век! — Человек.
Полусон… Полуcтон… Гениальный Ньютон
Сомневался в началах «Начал».
Обертона дин-дон: рыцарь Ньютон, пардон,
На Монетном дворе заскучал.
…человек — через век! — Человек.
Полусон… Полуcтон… Гениальный Ньютон
Сомневался в началах «Начал».
Обертона дин-дон: рыцарь Ньютон, пардон,
На Монетном дворе заскучал.
Поэзия Сутулова-Катеринича невероятно литературна, за ней — целая галерея произведений и имен, в которых прекрасно ориентируется автор, возвращая читателя то к стихотворениям Вийона, то к лирическому герою Фроста, то фантасмагорическим теням Босха, формируя уникальную мозаику своего мира. Автор легко жонглирует образами и цитатами, делает это виртуозно, поэтому при всей сложности поэтического полотна не остается ощущения тяжести и перегруженности. У него — самобытный литературный голос, в музыкальности которого внимательный читатель различает выраженные тональности значений и смыслов.
Обитая в юрте или в чуме,
Обретаю шапку-невидимку,
По степи кочую, нелюдимый,
Самогон алкаю под сурдинку,
Лихорадку рифмами врачую.
Создавая новую реальность,
Вспоминаю солнечные даты...
Обретаю шапку-невидимку,
По степи кочую, нелюдимый,
Самогон алкаю под сурдинку,
Лихорадку рифмами врачую.
Создавая новую реальность,
Вспоминаю солнечные даты...
Поэзия Сутулова-Катеринича очень музыкальна. Поэт слышит глубинные созвучия слов и может передать их корневую мелодичность. Он черпает вдохновение повсюду, соединяет, казалось бы, несоединимые осколки и материи, глубоко переживая фрагментарность мира, ищет свою особую целостность. В этом — своеобразие литературного дарования автора.
Мне столько ритмов наиграли
«Битлы» сопливые в подъездах…
«Медведь с гитарой?!» — «Бесполезно!»
(На балалайке «Трали-вали»
Едва ли сбацаю, любезный…)
Мне столько баек натрындели
Воры в законе и актеры,
Менты в запое и вахтеры…
(Потрачу ровно три недели —
На пересказы и повторы).
«Битлы» сопливые в подъездах…
«Медведь с гитарой?!» — «Бесполезно!»
(На балалайке «Трали-вали»
Едва ли сбацаю, любезный…)
Мне столько баек натрындели
Воры в законе и актеры,
Менты в запое и вахтеры…
(Потрачу ровно три недели —
На пересказы и повторы).
Сергей Сутулов-Катернич блуждает в пространстве своего образного времени, переносится между эпохами и жанрами, сдабривает аллитерации акростихами, круто замешивает историю с географией.
Хейердал, Пржевальский, Колумб,
постигайте простор вавилонный!
На закат! Только где он?
Тогда отправляйтесь на север.
Заплутали на юге? Ищите восток воспаленный.
Ни безумного сайта ОТСЕВ,
ни разумной газеты «Обсервер».
постигайте простор вавилонный!
На закат! Только где он?
Тогда отправляйтесь на север.
Заплутали на юге? Ищите восток воспаленный.
Ни безумного сайта ОТСЕВ,
ни разумной газеты «Обсервер».
Одновременно с этим некоторых строчках читателя буквально обезоруживает его внезапно просыпающаяся тяга к простоте, изначальному образу, глубинная тоска по человеческому теплу.
До озноба хочется,
Чтоб мать погладила натруженной рукой...
Чтоб мать погладила натруженной рукой...
В парадигме его литературной вселенной торжественная невстреча с женщиной гораздо важнее встречи, а любимая остается «смешной зарубкой на старом крылечке». Автор в непознанной глубине своей — «сын простоты и красоты непревзойденной».
Рисуй торопливо, художница,
Девчушку в оранжевом платьице,
И церковь, и лошадь, и деревце,
И дом, что в реке преломляется…
Девчушку в оранжевом платьице,
И церковь, и лошадь, и деревце,
И дом, что в реке преломляется…
При этом он — интеллектуал, ищущий корни значений и слов в мировом информационном пространстве, русской кириллице, прорывающийся к творящему миры слову. Но прихотливая игра ума порой заменяет для него живое чувство: «Эмоций — ноль. И в минус бесконечность слова вонзай»...
Вместо жизни — литература, вместо огня — электрическая лампа. Для ловца слов и игрока в бисер, любое душевное признание прорывается через многослойные кружева ассоциаций и образов. Поэтому за внезапным рывком к простоте следует очередное головокружительное «сигание» в глубины зазеркалья:
Вместо жизни — литература, вместо огня — электрическая лампа. Для ловца слов и игрока в бисер, любое душевное признание прорывается через многослойные кружева ассоциаций и образов. Поэтому за внезапным рывком к простоте следует очередное головокружительное «сигание» в глубины зазеркалья:
теорема проста, как улыбка Ферма,
как загадка Христа, как закат и зима,
как восход и весна, теорема проста.
если ноет десна, сосчитаешь до ста
и сигаешь с моста, как герой синема.
теорема проста, как пустая сума…
Валаам волховал. валидолил Валдай.
и квадратный овал, и хоральный раздрай.
как загадка Христа, как закат и зима,
как восход и весна, теорема проста.
если ноет десна, сосчитаешь до ста
и сигаешь с моста, как герой синема.
теорема проста, как пустая сума…
Валаам волховал. валидолил Валдай.
и квадратный овал, и хоральный раздрай.
Поэзия Сутулова-Катеринича напоминает мне импровизационный перебор гитарных струн и шаманское камлание. Автор зачастую сомнамбулически идет за словом, заплетая на потаенную нить созвучий кажущиеся абсолютно несовместимыми образы. Из такого интуитивного плетения растет его своеобычная поэтика, в которой все рядом — «Дисней и Десна, и трюмо, как тюрьма». Плоскостные до обыденности явления и понятия соседствуют с феноменами универсального порядка, которые неожиданно открываются через творчество.
Стихи ручной работы.
Судьба топорной верстки…
На краешке субботы сижу, считая звезды:
Вчера гостил на синей, мечтая о зеленой…
Судьба топорной верстки…
На краешке субботы сижу, считая звезды:
Вчера гостил на синей, мечтая о зеленой…
Образы трансформируются, отражаются друг в друге, взаимодействуют на структурном уровне, перерождаются. Автор, подобно шаману, пропускает через себя поэтический поток и сам наблюдает за парадоксальностью и абсурдностью сюжетов, рожденных его словесной эквилибристикой.
Перевожу себя со словарем –
занятие из редких, доложу…
Предвосхищу усмешки: «Переврем!» —
студенток, переполнивших Домжур…
Коллеги, отправляя к докторам,
диагнозом замучили: «Шизо…»
Друзья несли поэмы в темный храм,
враги бежали в ужасе: «Бизон!»
Перехожу янтарным королем
на клетку вверх по шахматной меже —
Предупрежу бездарный ход конем:
остынь, скакун работы Фаберже!..
занятие из редких, доложу…
Предвосхищу усмешки: «Переврем!» —
студенток, переполнивших Домжур…
Коллеги, отправляя к докторам,
диагнозом замучили: «Шизо…»
Друзья несли поэмы в темный храм,
враги бежали в ужасе: «Бизон!»
Перехожу янтарным королем
на клетку вверх по шахматной меже —
Предупрежу бездарный ход конем:
остынь, скакун работы Фаберже!..
Стихотворения поэта куртуазны и кинематографичны. В калейдоскопе лирического мира автора мелькают знакомые образы, многие строфы звучат неожиданно и порой высокомерно, сами собой переключаются на разные волны и ритмы, время от времени опускаясь до двухмерной шаблонности и бравируя этим.
Затеваю бездарную повесть,
репетирую пошлый экспромт…
А старушка бормочет про совесть
и про Слово, что хлещет кнутом...
репетирую пошлый экспромт…
А старушка бормочет про совесть
и про Слово, что хлещет кнутом...
Порой Сутулов-Катеринич откровенно посмеивается над читателем, «героем виртуальных кинодрам», вздыхает лаконично: «Смертельно соло. Бездарна масса...» и вновь продолжает завораживающую игру со стеклярусом, которая вдруг оборачивается новым пророчеством, неожиданным для него самого.
Иногда по ночам принимаю сигнал чрезвычайный,
Совершенно случайно
прорвавшись в чужие пространства.
Совершенно случайно
прорвавшись в чужие пространства.
Поэт изобретает новые слова и наделяет уже существующие необычными смыслами, парадоксально развивает метафоры. В процессе творения он уподобляется алхимику, самозабвенно эксперементирующему с поэзией, сокровенным тиглем которого является человеческое сознание. Так возникают «геотанкетки» и «поэллады», на страницах сборника «многоликий полковник» соседствуют с «многоруким Шивой». В причудливой мозаике снов создается собственный алфавит и букварь поэзии автора.
Абсолютный архив руки.
Аритмия астральных дат…
Акробат. Арлекин. Акын.
Арбалет. Арбат. Акробат.
Аритмия астральных дат…
Акробат. Арлекин. Акын.
Арбалет. Арбат. Акробат.
Спасительным маяком, пламя которого проблескивает в книге, помогая читателю сориентроваться в отмелях и подводных камнях поэзии Сутулова-Катеринича, является устремленность к Всевышнему, глубинное обращение к древнему — единому! — языку, потоку молитв: «Бесконечны слова: “Авва Отче! ”»
По прочтению книги очевидно, что как всякий русский поэт, Сергей Сутулов-Катеринич, опровергая догматы и противореча всем и вся, в том числе — самому себе в разных проявлениях, исступленно и нелогично стремится к Богу всем своим творчеством, которое называет «немудреным ковчегом».
По прочтению книги очевидно, что как всякий русский поэт, Сергей Сутулов-Катеринич, опровергая догматы и противореча всем и вся, в том числе — самому себе в разных проявлениях, исступленно и нелогично стремится к Богу всем своим творчеством, которое называет «немудреным ковчегом».
Корабли у причалов еще постоят —
Пять веков, пять секунд — на краях полушарий.
Пять веков, пять секунд — на краях полушарий.
Пусть у нового сборника стихов Сергея Сутулова-Катеринича «Двѣнадцать — через ять» будет доброе плавание, а у читателей — глубинное погружение в многомерность творчества автора, который универсальным языком поэзии пытается преодолеть вопиющую фрагментарность современности.
Наталья ЛАЙДИНЕН