Красноярское лето 70‑х было, как обычно, беспокойным. Ударные стройки привлекали всеобщее внимание. Волна стройотрядов существенно опустошала прилавки и без того небогатых городских магазинов. Из "выпить и покурить" в открытой красноярской торговле уцелели только пузатые бутылки французских коньяков "Курвазье" и "Наполеон" и кубинские сигары под романтическим названием "Ромео и Джульетта".
Пока делегация, прилетевшая из Москвы рано утром, разместилась, позавтракала и начала собираться перед гостиницей, время приблизилось к 11 часам утра. Автобус, который должен был везти американцев на программу, опаздывал, и делегация от нечего делать вяло переговаривалась, перелистывала памятку Госдепа по Сибири и озиралась по сторонам.
К гостинице примыкала стройка, отгороженная высоким забором, украшенным надписями, которые иностранцы, не знающие русского языка, часто принимали за математические формулы. Внезапно в заборе раздвинулись доски, и в образовавшуюся щель на территорию гостиницы выбрались два мужика, если судить по измазанным краской ватникам и шапочкам из газеты, — строительные рабочие. Мужики внимательно огляделись по сторонам. На некоторое время их внимание привлек Дэвид в дорожном кримпленовом костюме, мода на которые к тому времени прошла даже в Красноярске. Как Палыч узнал позже, в кримпленовых костюмах, которые не нужно гладить и в которых удобно сидеть в засаде, летом в Сибири продолжали ходить только оперативные сотрудники уголовного розыска. Однако на мента Дэвид, по опытному взгляду строителей, явно не тянул и, успокоившись, они не спеша извлекли из-за пазухи бутылку "Наполеона" и два бумажных стаканчика.
Американцы насторожились. Внимание публики, да еще иностранной, воодушевило строителей. Они артистично разлили по первой, с аппетитом выпили и смачно занюхали замасленными рукавами телогреек. Представитель финансовой элиты США с интересом продвинулся в первый ряд. Буквально поняв интерес молодого человека, старший из рабочих, немного подумав, налил половину стаканчика и протянул Вандербильту.
— Будешь?
Наверное, впервые за все двухсотлетнее существование семьи миллиардеров, пролетарий от всего сердца предложил угощение акуле империализма. К этому Дэвид был явно не готов.
— Что он хочет? — испуганно спросил он Палыча.
— Угостить.
— За что?
— Просто так, наверное, вы ему понравились, ведь он не знает, кто вы, — пояснил Палыч.
— Нет, спасибо.
— Спасибо, — повернулся Палыч к строителю, держащему стакан, — он не может.
— Болеет, — с сочувствием предположил тот. — Ну, тогда выпьем за его здоровье!
Долив свой стакан и стакан второго рабочего доверху, он обратился к иностранной аудитории с тостом — "Чтобы денег было много!"!
Делегация вопросительно уставилась на Палыча.
— Он желает американскому народу процветания, — перевел Палыч.
Иностранцы заулыбались.
В этот момент с другой стороны забора раздался чей-то грубый крик, из которого Палыч разобрал только густо замешанные на нецензурных выражениях фамилию Крюков, имя Кузьма, и вопрос "где?".
Видимо, понимая, что заболтались, строители молча допили коньяк до конца и аккуратно поставили бутылку у забора. Один из них снова полез за пазуху и извлек два алюминиевых контейнера с гаванскими сигарами. Вытряхнув сигары из упаковки и умело откусив кончики, строители закурили и, раздвинув доски, исчезли за забором. Остался только характерный запах дорогих сигар.
Делегация окружила Палыча.
— Кто это был?
— Строительные рабочие, — гордо ответил Палыч.
— А что они тут делали? Ведь, как понимаем, рабочее время. У нас это запрещено.
— Второй завтрак, — авторитетно пояснил Палыч, — русская 11‑часовая традиция. Почти как в Англии, только у них там называется “Five o’clock tea” и там пьют ровно в пять вечера, а у вас в Америке, если не ошибаюсь, так и называется — second breakfast.
— Так ведь в Англии чай пьют, а у нас действительно завтракают, — заволновалась девушка, которая в списке делегации значилась как пресс-секретарь губернатора Иллинойса.
— В Англии и у вас — не Сибирь, — резонно сказал Палыч. — Мы же не возмущаемся, ах, почему они чай пьют так часто? Мы уважаем местные традиции. Здесь в Сибири холодно восемь месяцев в году. Люди греются. У вас в справке Госдепартамента, кстати, указаны средние температуры. Здесь другие традиции и их тоже надо уважать.
— Да, но посмотрите, что они пили! — не успокаивалась девушка. — Французский коньяк!
— Кто что любит, — примирительно сказал Палыч.
— А кубинские сигары? — продолжала волноваться секретарь губернатора. — Это что, тоже традиция? Наш американский строительный рабочий себе такое позволить не может.
— Это правда, тут не поспоришь, — согласился Палыч. — Я в Америке бывал неоднократно, но никогда не видел, чтобы ваши строительные рабочие пили французский коньяк и курили гаванские сигары. Хотя коньяк у вас, в отличие от кубинских сигар, продают. А что касается цифр из справки, то не волнуйтесь так. У нас в России вообще не все ваши расчеты сходятся. Так что смотрите и делайте выводы сами.
Американцы, собравшись в кучку, еще немного пообсуждали увиденное, но судя по разбросу впечатлений, к единому мнению не пришли. Дэвид Вандербильт в дискуссии не участвовал. Стоя в сторонке, он задумчиво смотрел на Восток, в сторону относительно уже недалекой Аляски.
Пришел автобус, и официальная программа началась. Были встречи, беседы, экскурсии. Все постепенно познакомились ближе и даже немного подружились. Во всяком случае, в Москве в аэропорту прощались тепло. А Дэвид пригласил, в следующем году, ответную делегацию в США с заездом к нему в Арканзас, даже записав Палычу свой телефон на ненужной более справке Госдепа.
Вот так.