Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

МУЖЕСТВО И ЦЕНА ПОСТУПКА


Помещенная в № 10 "Нашей Смоленки" за 2018 г. просьба к читателям высказать свое мнение относительно того, каким образом в Кремле в годы Великой Отечественной войны принимались судьбоносные решения, не осталась без ответа. Напомним, что речь шла о срочном вызове нашего посла в Турции С. А. Виноградова в Москву осенью 1942 года. Сергея Александровича доставили на госдачу, где он оказался перед И. В. Сталиным, сидевшим за обеденным столом с несколькими членами Политбюро. По приказанию Верховного Главнокомандующего С. А. Виноградову дважды налили по стопке водки. Сталин также дважды спросил посла, начнет ли Турция войну против СССР. Оба раза ответ посла был отрицательный. Вскоре наши дивизии, прикрывавшие границу с Турцией, были переброшены под Сталинград, что в немалой степени способствовало разгрому там гитлеровских войск.
Реагируя на эту историю, позвонившие в редакцию читатели отметили, что она, с их точки зрения, абсолютно правдива. Относительно же того, что осталось за скобками в этом рассказе, было высказано единодушное суждение: Сталин отдал приказ о переброске войск на основе "совокупности информации из совокупности источников", которых к тому времени у руководства страны было достаточно. А ответы посла С. А. Виноградова были той самой необходимой "жирной" точкой, которая позволила принять окончательное решение. Что же касается двух стопок водки, выпитых за здоровье Иосифа Виссарионовича, то они здесь ни при чем…
Впрочем, наши читатели не только звонили в редакцию по телефону. Ветеран МИД, Чрезвычайный и Полномочный Посол А. С. Зайцев прислал специально написанное им в связи с нашей публикацией письмо.



"Уважаемая редакция,
В опубликованном материале меня "зацепила" тема ответственности, которую нередко приходится брать на себя дипломатам "на свой страх и риск". Думаю, эта тема близка и коллегам, которым на память наверняка приходят во многом схожие случаи из их дипломатической практики.
В подобной ситуации не раз случалось оказываться мне в начале 90‑х годов в Республике Конго (Браззавиль) в период затянувшегося там острого политического кризиса, когда приходилось в срочном порядке, не дождавшись запрошенных указаний из Центра, брать на себя ответственность за принимаемые решения. Так, в ноябре 1993 г. в обстановке массовых обстрелов с применением артиллерии и гранатометов густонаселенных районов столицы, куда проникли вооруженные отряды оппозиции, пришлось срочно эвакуировать в Москву семьи сотрудников нашего посольства.
Не дождался я реакции Центра и когда во время комендантского часа в Браззавиле был убит посол Ливии и мне, исполняющему в то время обязанности дуайена дипкорпуса, довелось возглавить траурные мероприятия и в ответ на обращение прибывшего из Триполи специального представителя президента Ливии по соображениям безопасности сопровождать гроб с телом убитого коллеги в аэропорт. В моей посольской практике в Браззавиле был и случай, когда решение приходилось принимать на ходу, не имея возможности заблаговременно согласовать с Центром.
Другой случай. В столичном аэропорту, куда я вместе с другими послами приехал проводить конголезскую правительственную делегацию, вылетавшую в г. Пуэнт-Нуар для участия в церемонии захоронения жертв железнодорожной катастрофы, премьер-министр за несколько минут до вылета неожиданно пригласил меня сопровождать его в однодневной поездке, сообщив, что уже обратился с аналогичной просьбой к послам Франции и США и получил их согласие. Времени на раздумье не оставалось, и я согласился, рассудив, что мой отказ мог быть истолкован как неуважение к памяти жертв самой крупной в истории Конго национальной трагедии.
Передав на ходу краткие распоряжения помощнику, направился с двумя послами на посадку. У трапа самолета возникла стычка между вооруженной охраной и французскими гражданскими летчиками, отказавшимися, ссылаясь на международные правила, допустить на борт пассажиров с оружием. Наконец, после бурного, но короткого препирательства инцидент был улажен, и мы взлетели, сидя в окружении вооруженных до зубов мрачного вида здоровяков.
После многочасового траурного митинга премьер-министр и сопровождающие внезапно заторопились в аэропорт. Ничего не подозревая, поддавшись на уговоры нашего генконсула, я решил остаться и лететь в Браззавиль на следующее утро. Только по возвращении в Браззавиль мне стало известно, что в аэропорту незадолго до отлета главе правительства доложили о якобы готовившемся на него покушении с участием вооруженных боевиков. Засаду планировали организовать по дороге из аэропорта г. Пуэнт-Нуара до места проведения траурной церемонии. Именно тогда, наверно, ему или кому-то из его окружения пришла в голову мысль пригласить с собой послов влиятельных стран. Тем самым, как оказалось, нам фактически была уготована роль своего рода "охранной грамоты".
Что же касается приведенной в обращении редакции к читателям спорной сентенции некоей телеведущей "без алкоголя в России ничего не делается", то отношение к этой теме коллег по дипломатическому цеху, на мой взгляд, во многом отражает дискуссия на заседании коллегии МИД в мае 1985 г., посвященном знаменитому указу о борьбе с пьянством и алкоголизмом. На него я был приглашен вместе с коллегами — заведующими отделами МИД. Проводил коллегию Министр А. А. Громыко.
Сообщение главного кадровика, перечислившего последние случаи досрочного откомандирования ряда сотрудников посольств за проступки на почве тесной "дружбы" с алкоголем, породило оживленную дискуссию. Некоторые наиболее смелые ее участники высказывали осторожный скептицизм насчет перспективы "адаптации" без ущерба для дела вытекающего из антиалкогольного указа табу. При этом выступавшие, ссылаясь на местную специфику в большинстве стран пребывания, предрекали "снижение интереса у иностранных гостей к участию в устраиваемых нашими посольствами протокольных мероприятиях", как и "падение информационной отдачи" от проводимых бесед и т. п.
Итоги дискуссии подвел Министр, заключив свое выступление непререкаемой сентенцией, которая прочно засела в памяти, — "Пьяная дипломатия нам не нужна!". Этому правилу Министр, убежденный трезвенник, никогда не изменял.
Справедливости ради надо отметить, что развернутая у нас в стране кампания по борьбе с пьянством и алкоголизмом после опубликования в мае 1985 г. упомянутого указа не могла не затронуть протокольную работу центрального аппарата МИД и его загранучреждений, внеся ограничения в привычный уклад, прочно устоявшийся, наверное, еще со времен создания Посольского приказа и открытия первых русских постоянных дипломатических миссий.
"Сухой закон" продержался в подразделениях системы МИД недолго. Шаг за шагом, благодаря изобретательности и разного рода ухищрениям в центре и на местах, все вернулось на круги своя".