КОХМА
Новелла первая — изначальная

Нам с тобой досталась малость,
Но она важна —
Кохма!
Кохмой называлась
Целая страна.
Жили-были Чудь да Меря —
Чудо-племена!
В семьях дружных в полной мере
Мяса да зерна.
В речках тех водилась рыба,
А в лесах зверье.
Вот уехал разве ты бы
Из нее?!
Гром гремел, бывало, гневно —
Молнии одне!
Поклонялись каждодневно
Солнцу да луне.
Сочиняли сказки, оды,
Плача да смеясь.
Правил ими воевода,
По-славянски — князь.
Краше не было на свете
Женихов, невест...
И над всем — над всем над этим
Водрузили крест!
Всех земля перемолола,
Все пережила.
И у Божьего Престола
Новые дела.
Я и сам в иное верю:
Разошлись пути.
Только знают Чудь да Меря,
Где меня найти.


ВЕСНА В КОХМЕ
Новелла вторая — скорбящих радость

На приступочке в малом провинциальном городе —
Место это даже крыльцом не назвать —
Застыл человек, словно мошка в янтарном коробе,
Подставил ноздри солнцу и —ать! —
Стал — человек как человек,
Ни с кем не сравнимый,
И смотрит сквозь снег,
И снега мимо.
А в конце дня желтым зажигаются окна,
И возле каждого такого окна
Во весь рост встает — вот как! —
Ни с чем не сравнимая тишина.
А когда руки ручьев
Ощупают землю, как скульптор глину,
Словно ничье,
Я свое сердце выну —
И
Монументально,
Непоправимо,
Любви полна,
Тут же взойдет она —
Ни с кем, ни с чем не сравнима,
Ранняя, раненая весна.


КОХМОФУТУРИЗМ
Новелла третья — формальная

Приедешь в Кохму навсегда,
Едва поймешь, что значит Кохма.
А Кохма — это просто кофта
Из кофт, что были и тогда —
В серебряные те года.
Словесность русская. Скрижали
Впитали глупость, риск и страх:
Как футуристы на столах
В тех желтых кофтах танцевали.
Среди забвений и угроз,
Среди родного пофигизма,
Среди придуманных берез
Жжет Кохма — центр футуризма!
Собрав вечерний свой наряд,
Вот Кохма вздыбится огнями —
То кофты желтые горят,
То футуристы с нами.

УВОДЬ
Новелла четвертая — русалочья

Уходит Уводь к небесам,
Качаясь и алея.
Узришь и ты, качаясь сам,
Как гаснет Лорелея.
Бурлаки идут бечевой —
Все белые как снеги,
Их нрав свирепо-кочевой —
Все драки да набеги.
Ясон все время за руном
Спешит, от страсти млея.
Но это все не сон!
Не сон,
А та же Лорелея.
Жаль рыбаков; их лодок тьма,
Их невод крепче стали —
Им оборвет ночная тьма
Дыханье рыбьей стаи.
В домишках выше — вдоль реки —
Желтеют окон пятна.
Вот костерки,
вон огоньки —
И все,
и всем —
понятно.


АТЛАНТИДА
Новелла пятая — таинственная

Я Кохмой иду.
        Обретаются снова
Улыбки, приветы.
             Живется легко!
Так в Вологде ждут не дождутся Рубцова,
Где так полногласно звучит "молоко".
О, я бы дождался!
             Но Кохма — иное.
Повсюду звучит полногласное "я".
Пятнадцать, январь, лебяда и льняное,
Пятерочка, прялка и даже семья.
Как яство, несу нетяжелую фразу.
Вот так и бреду — бестолков и учен —
Из дежки отпив рукодельного квасу,
Отведав есенинских рыхлых драчен.
Ах, ярмарка-сказка вдруг скрылась из вида.
Так что это было?
Виденье ли?
Сон?
Не зря здесь под воду ушла Атлантида,
А якорь на Уводи бросил Ясон.
Ночь.
Женское племя встречается разно:
То тянется к небу, то падает ниц.
Задумайся, странник, получится разве
Нежнее, привольней сыскать чаровниц?
О, ясные очи!
О, яркие взоры!
Насмешница месяцем выгнула бровь.
Под гроздья салюта — под залпы Авроры
Судьбой наливаются кровь и любовь.
Здесь жить интересней.
Мне жить интересней.
Куда ни посмотришь — и явь, словно новь!
Куда ни придешь — обрети и воскресни!
О, как же насмешница вскинула бровь...
В домишке ближайшем звучит радиола.
Дедок у плетня уплетает морковь.
И чудятся села — далекие села,
Где свадьба за свадьбой,
Где песня за песней,
Где все еще помнят, что значит ятровь.


КЛИМОВ-ЮЖИН
Новелла шестая — хулиганская

Не привлекался,
          Не скандалил,
                  Не пел, не пил
В Кохме —
       Даже не обнаружен —
            Не какой-нибудь там дебил —
Поэт-эрот
           Климов-Южин!
Легче в гаджет кидать понты.
Ах, мещанская душонка — дешевка,
Разве постигнуть сумеешь ты,
На что Климову-Южину Мурашовка?!
Разве сможешь поднять рюмаш,
Как в скитаньях из Южи в Кохму.
Климов-Южин — спасатель наш?!
Я — допишу!
                  Я — не сдохну!
Смотрю в окошко — гляжу в печаль.
Нескончаемы снег и ветер!
Прав был Блок, но смертельно жаль
Всю вселенскую дурь в поэте.
Стрелопесни его — лови!
Рано Кохмой на бой разбужен
Одинокий певец любви,
Нескончаемый Климов-Южин!


ЛЕСИН
Новелла седьмая — героическая

Когда по Уводи — печальный —
Пройдет последний пароход,
Я вновь увижу берег дальний
И неподвластный мне народ.
Чудесно небо!
Мир чудесен!
Чудесен белый пароход!
Поэт-трибун Евгений Лесин
Застыл у черно-белых вод.
Взлетают волны роковые,
Стихия дикая ничья —
Ей удивительно: впервые
Евгений Лесин у ручья.
Евгений Лесин сплюнет жарко
И, равнодушный сделав вид,
Прозрит: по всем законам жанра,
На Черной речке он стоит!
Все как и прежде: или — или!
В руке не дрогнет пистолет!
Давно дуэли отменили,
А речку — нет.


ФРОСТ
Новелла восьмая — потусторонняя

Сияют лозы.
Хохочут козы.
Бабачит кошка,
Ей тычет мошка:
Одна дорожка —
Всем на погост!
В чаду и скверне
Завис в таверне
Твой благоверный,
Твой Роберт Фрост!
В нем сиротливо
Цветет крапива,
В нем молчаливо
Взошел бурьян,
В нем, как монеты,
Звенят кометы,
Свежи приметы
Чужих семян.
Коль не из робких —
Спеши по тропке:
Начнутся сопки
И гаолян.


ШЕСТОВ
Новелла девятая — философская

В Кохме читают философа Льва Шестова —
В Кохме чтут и любят такого.
Эта — одна из кохмских чудес примет!
Оттого и струится здесь, роково и шизово,
Над халупой любой тот несказанный свет.


ТРОЕ
Новелла десятая — хрустальная

В Кохме ночи хрустальнее,
Чем роса на лугу.
В дымке облако дальнее
Обратилось в деньгу.
Над заморскими милями
Дождь монет.
                      Ну и ну!
Как же,
          Осип Эмильевич,
Не почуять страну?
Это,
      Осип Эмильевич,
Вам не лагерный тлен —
Поднимается милое
Чудо-Юдо с колен.
Рынок.
         Турция.
                    Кофточку!
Перекур.
             Перегар.
Под свиную ли косточку,
Под вороний ли "кар"
Александр Аркадьевич,
Вас погонят взашей!
Обращаются кадрово
Палачи в торгашей.
Обратилася загодя
Вся кремлевская рать —
Даже малая запонка,
А должна покорять.
Каждый вовремя ссучится —
Благодать да приять!
Улыбнись — и получится
И продать, и предать.
Как же нам — палисандровым —
Недосталось Руси?
Вон Сергей Александрович —
У него попроси!


ТРОЯ
Новелла одиннадцатая — тихая

В Кохме ночи неслышнее,
Чем роса на лугу.
В звездах облако ближнее
Обратилось в деньгу.
Над родимыми мелями
Дождь монет.
                    Ну и ну!
Жил-был
            Осип Емельевич —
Чуял Трою-страну.
Жил Сергей Александрович,
Поживал — гой еси!
Мы же грезы Кассандровы.
Трои — нет!
                   Нет — Руси!


ЕРОФЕЕВ
Новелла двенадцатая — подарочная

Всем дарованы свыше:
И печаль,и печать —
Ерофеев не пишет:
Петушки либо Кохму
Как теперь выбирать?
От нее и оглохну,
И услышу опять —
Тишину над пригорком
В липком мареве горьком,
Где черникова прядь.
Гильотину ли, дыбу
Вымерять, выбирать —
Нескончаемый выбор!
Вся кремлевская рать
Отворит со кручиной
Потребительский рай!
Будь же, падла, мужчиной:
Каравай выбирай!
Обращая в потеху
И тюрьму, и суму.
До кремля не доехать —
Никому.
            Никому!
В Петушках в каждом доме,
Словно в озере кит,
На печи в полудреме
Ерофеев урчит.
Вот и вся подоплека.
Братцы! Мне каково —
Если в Кохме далекой:
Никого.
          Никого!
В Кохме той полустанок
Паровозом прикрыт.
И светлы спозаранок
Буерак и бандит.
Предрассветные блики
И в раю, и в аду.
Ерофеев великий,
Я тебя подожду.
Там, где Уводь осокой
Шелестит на ветру,
В волхованье высоком
Обступают ветлу
Летописная меря,
Заповедная чудь.
В это трудно поверить,
Ну, хотя бы чуть-чуть.


ПЕТУШКИ – КОХМА
Новелла тринадцатая — отрадная

Каждый день Господь Бог создает небо и землю.
И Кохму создает Он.
Из сотворенного Кохму одну приемлю:
Вон — электричка.
                        Скорей — в вагон!
Если вдруг в электричке
Стянут горе-вещички,
Которые ты зачем-то нажил,
Не грусти даже —
Хлебни водички,
Прекрасна твоя пропажа!
Ведь в Кохму все пути, все дороги — млечны.
Это Петушки вечны,
А Кохму надо создавать каждодневно.
Лишь в Кохме моя царевна!
Но из Петушков в Кохму нет электричества.
Как же ты там, мое высочество, а может, величество?
Зато в Кохме певуч ночной тепловоз,
Добры собаки, печальны кони,
И на скамейке среди соловьев и роз
Мир ясен как на ладони.