Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ИРИНА ГОЛОТИНА


Ирина Владимировна Голотина — поэт, драматург, кандидат исторических наук. Окончила Литературный институт имени А.М. Горького, семинар Евгения Винокурова.
Дебютировала в 1978 году с новеллой, публиковалась в журналах и газетах СССР, в том числе в журналах "Студенческий меридиан", "Новый мир", "Литературный Киргизстан", "Новая Россия", в газетах Литвы, в "Литературной газете+" (Крым).
Выпустила три поэтических сборника. Пьеса "Обитель для постояльца" в 1991 году была поставлена С.Арцыбашевым в "Театре на Покровке".
Номинант Международной открытой литературной премии "Куликово поле" памяти поэта Вадима Негатурова (2014).
Член Союза писателей России.


Вечерами горят небеса


Старое кладбище

Сладко пахнет кладбищенской мятой,
И веселый смеется народ:
Ванды, Павлы, Манефа и Таты —
Все, лицом повернувшись к закату,
Созерцают его круглый год.
Словно все, что неважно, оставив,
Уходя на лету, налегке,
Против всех заповеданных правил
Стали счастливы там, вдалеке.

Уходившие в шестидесятых,
В тридцать пятых и сороковых,
Не грустят, словно прочерк на датах
Здесь никак не касается их.
И живут своей малой юдолью,
Позабыв о делах и семье,
Что сюда с незабытою болью
Ходит тихо сидеть на скамье.

Заблудившийся встанет прохожий,
С эпитафии листья смахнет
И увидит: "Я жизнь эту прожил,
А не жизнь меня — наоборот.
Все испробовал, пил и влюблялся
И за все благодарен судьбе,
И с Костлявой своей повстречался,
Как сейчас повстречался тебе".
Он поднимет глаза — городище
Непонятною жизнью живет:
Ни себе состраданий не ищет,
Ни пристанища душам не ждет.
Непонятная, странная общность.

Умирая в безбожных годах,
Отбоялись на полную мощность
Навсегда потерявшие страх.


Серафим

Угль вспыхивал, как небосвод в грозу,
Вытаивая красновато-синим,
И тишиной томимая пустыня
Лежала черной пропастью внизу.
Двумя крылами заслонив лицо,
Двумя другими тело прикрывая,
Он пролетел, покровы разрывая,
Раскалывая вечности яйцо.

И обнажилось дышащее море,
Лежала льдина рыбиной в песке,
Громадный остов старого собора
Из синих сосен выплыл вдалеке.
И, посланный, он испросил дорогу

Тому открыть сухотные уста,
Кто жаждал Слова и молился Богу,
Кого обстала мира глухота.
И в час, когда своим огнем небесным
Он опалил немотные уста,
Ввысь распахнулась, ослепляя, Бездна,
А там, у ног, разверзлась пустота.


* * *

То, что, творя, не довершил Господь,
То Дух Его неспешно совершает —
Гряду к гряде из облаков слагает
И вышний образ в тверди полагает,
Надмирным смыслом наполняя плоть.

Так, в поднебесной, мирно разметав
Белесые и перистые перья,
Он поднимает каждую из трав,
Животворя весь тварный здесь состав
И проникая сущее в бессилье.
Он к инокам в стесненное житье
Дары чудотворения приносит.
Сам — шум и сверк, и утренняя просинь.
Над всем довлеет, ничего не просит,
В Себе имея Божие Свое.


Сентябрь

Сохнут березы. Как истово сохнут березы!
На пустырях по верхушкам краснеет трава.
Чаще и чаще небесные сыплются слезы
И обновляют природу, как Божьи слова.
Вот и Успенье еще совершилось на свете.
(Только сосед мой об августе больше твердит.)
У горизонта костер занимается, светел,
И языками по гладкому небу летит.
Слышишь ли, видишь, извечная мира Причина
Свод наш осенний Собою опять обняла.
И пролетают, как облак, едва различимы,
Ангелов вышних прозрачные в мире крыла.


Мир, неустойчивый, как снегопад...

Мир, неустойчивый, как снегопад.
День пережить, что шагнуть невпопад —
Мимо ступеньки, окна и порога,
Плоскости плотной с названьем "дорога".
Мир, что подвижен внутри, как метель,
Ходит, шатается, падает, вьется,
Души срывает, как двери с петель.
Сам ни понять, ни обнять не дается.
Шаткий, как дождь,
И шуршащий, как ночь,
Тающий в звуках,
Скользящий к пределу.
Ни пересечь его, ни превозмочь.
Падать и падать в мерцании белом...


В метель

А снег, рождавшийся в ночи,
Как рыбок ледяная стая,
Вкруг электрической свечи
Роился, массой нарастая,
Кружил, срывался, вновь летел
Бессмысленно, непостижимо,
И в строе движущихся тел
Был навсегда непобедим он.
О свет фонарного стекла
Своей морозной чешуею
Шуршал, и жизнь его текла
Пчелиному подобна рою:
Единый выдох, дух един,
Единый взлет и мысль едина, —
В нем был один непобедим
И все в одном непобедимы.

И в этой белой звездной мгле
Звук вырастал, всходил,
                                 сплетался
И тут же сыпался, как мел,
И, опадая, развивался
В симфонию.
Она плыла,
В немую ночь перетекая,
И до утра жива была,
Пока жива, кружилась стая.

И одинокий пешеход
Прислушиваясь под фонарным светом,
Смотрелся в ночь,
Шептал: "Метет..."
И жалобно моргал при этом.


Первое десятилетие XXI века

Время, что похоже на канкан...
Кудри, визги, юбки да подтяжки;
Мутный и захватанный стакан,
Брошенный раскрашенной бродяжке;
Душный и задымленный трактир:
Знатоки абсента и текилы.
Лица желты, холодны.
Бескрылый
Свет трепещет.
И царит вполсилы
Скудный, истончающийся мир.

Мы с тобою выйдем на заре.
Край луны чуть теплится лампадкой,
Точно кто-то молится украдкой.
Снег над скользкой старенькой брусчаткой
В воздухе стоит стеною шаткой,
Засыпает визг и запах гадкий,
Выползший из хлопнувших дверей...


Дождь в ночи

Дождь шуршит за окном.
Это мой гость.
Он говорит об одном,
всегда об одном.
Звуки собраны в горсть.

Слушаю, как летит его плащ,
как он идет.
Шелест похож на плач,
плач — на полет;
как, заполняя ночь,
улиц пустынный холл,
не уходящий прочь
всюду проник-прошел.
Слышу, как входит в дом,
в тон,
не спеша,
где мой распахнут зонт,
сон
и душа.


В Новодевичьем монастыре

В Новодевичьем снег с синевой.
Ангел с мраморной головой.
Синева под его очами
И смиренье крыл за плечами.

Синих сумерек глубина
С желтизной одного окна:
Там, ребенком в храм введена,
В небеса восходит Она.

В небеса, точно в русский снег,
По ступеням из века — вверх.
Желто храмовое окно.
А вкруг церкви темным-темно,
И ворота затворены.
Кто здесь русские видит сны?

Там, где тихо стоят кресты,
Есть защита от суеты.
Только наста скрипичный звук
Мимо их распростертых рук,

Да девичий черный подол
За собой легкий след замел.

Здесь бы петь вечерами мне
"Отпущаеши..." в тишине,
Близ Владимирской на стене
Да смотреть в синеву в окне.