Со слов очевидцев, свое название легендарное кафе "Сайгон", расположенное на углу Невского и Владимирского, получило в конце 60-х от одного питерского интеллигента — физика Эмиля, "красавца еврейско-осетинского типа, ...всегда окруженного длинноногими девушками". Студенты, художники, писатели договаривались встретиться в "Сайгоне". Как пишет Юлия Валиева в редкой книге "Сумерки "Сайгона", вышедшей в издательстве Zamizdat в серии "Творческие объединения Ленинграда" в 2009 году: "...кафе "Сайгон" в жизни Ленинграда конца 60-х — сер. 1980-х — явление уникальное". Его нельзя было сравнить с "Бродячей собакой" или парижским "Chat noir", так как "Сайгон" никогда не относился к разряду артистических кафе, где организовывались театральные и поэтические мероприятия. По своим неписанным законам, "Сайгон" начинал работать с 5 вечера, то есть именно в это время приходили завсегдатаи. До этого — отдельные приезжие и старики пили кофе. К вечеру группами собиралась творческая молодежь перед дверью кафе. Они беседовали между собой, прикалывались и смеялись. Потом входили и занимали свои излюбленные места. У каждого "сайгонавта"" имелась любимая девушка, которая только ей присущим способом могла приготовить кофе. Например, Людмила или Стелла. Некоторые "сайгонавты" таскали чашки домой и хвастались потом, угощая друзей домашним кофе, что это — филиал "Сайгона". "Атмосфера в "Сайгоне" странным образом напоминала семейную, потому что люди, которые даже не были друг с другом знакомы, виделись там так часто, что возникало ощущение родственности, — пишет Кирилл Козырев, — вместе вкушали напиток, вместе курили, стреляли друг у друга сигареты и так далее... Но главная роль "Сайгона" состояла в том, что это было место старта на вечер". После 7-ми разъезжались по квартирам, где засиживались до полуночи, просто общаясь, демонстрируя друг другу свое творчество — художественное или литературное. Чьи-то маленькие дети спали уже, не замечая шума, который производили взрослые. Они привыкли к нему. В то время, на смене эпох, возникали семейные и дружеские союзы, люди-легенды, соответствующие духу времени и воспринимаемые другими как символ свободомыслящего "Сайгона".

Боб Кошелохов. Неизменная шляпа, длинное кашне. Художник, впервые занявшийся изобразительным искусством в 1975-м году. В 1977-м он основал и возглавил группу "Летопись", ориентированную на западный экспрессионизм и особенно на примитивизм круга Ларионова. Это была попытка создания картины бытия, что в одиночку, по словам художника, было невозможно. Туда входили Тимур Новиков, Нэлли Полетаева, Ирина Тихомирова и другие художники. Группа просуществовала до отъезда Кошелохова в Италию в 1978 году. Он жил напротив "Сайгона" со своей любимой женщиной Женечкой Горюновой, которая говорила о себе, что, в связи с работой родителей, выросла за кулисами БДТ. Многие его картины, к которым он относился небрежно, десятками раздаривая друзьям, она бережно сохранила. Потом уже он выставлялся в Германии, Голландии, Дании, Италии. И ни одной — заметной — выставки в России. Объяснение этому придумать трудно. Из Рима, заскучав, он навсегда вернулся обратно в свой любимый Питер. Город не отпустил. В Италии осталась девочка, дочка. Время от времени к нему подходили приезжие в "Сайгоне" и сообщали, что она пошла ножками. Виток судьбы завершался все в том же кафе.

Здесь происходила масса встреч и знакомств. Сюда приходили И. Бродский и О. Григорьев с тетрадочкой стихов, которую мог открыть любому и почитать из нее. Все эти люди занимались искусством, объединяясь на уровне своего понимания бытия, культуры, философии, политики. Им было не до борьбы с системой. Другое дело, что система, которая во всем предполагала диссидентство и заговор, брала их на заметку и вступала с ними в борьбу.

У Юлии Вознесенской литературные вечера проводились в коммунальной квартире. Собирался близкий круг. Встречали просто. Сталинский дом, высокие потолки. Говорили о литературе, музыке, хороших знакомых, пили за прекрасных дам. Она была одна из тех, кто выступал за свободу искусства, равноправие женщины. Обычные вещи. Сравнила последнюю Конституцию с предыдущей, сделала какие-то замечания и села на 5 лет. Сначала ее сослали в Коми. Потом за нарушение режима (посещение Ленинграда) получила в 1977 году два года лагерей. В 1980-м году эмигрировала. Ее фэнтези последних лет с православным уклоном заставляют нас оценить ее как писателя и посочувствовать ее судьбе.

Кирилл Козырев вспоминает о том, что в начале 70-х годов у него в гостях стали собираться обитатели "Сайгона": Игорь Синявин, Т. Белкин, Игорь Росс. Приходили Т. Горичева, Виктор Кривулин, Лев Руткевич, Илья Левин, Костя Кузьминский. Беседы и чтения послужили материалом для самиздатовских журналов "37", "Часы", "Обводный канал". К. Кузьминский — эпатажный потомок Льва Толстого, уже в начале 1960-х годов стал развивать теорию "звукового стихосложения". Его заслуга в составлении персональных поэтических сборников И. Бродского, Е. Рейна, М. Ерёмина, Н. Рубцова, Г. Сапгира и других. Его квартира являлась центром неофициальной ленинградской культуры 70-х, где проводились литературные чтения, художественные выставки. Эмигрировав в США, в 1980-1988 г.г., он выпустил антологию новейшей русской поэзии "У Голубой Лагуны". В 1987 году совместно с А. Очертянским и Дж. Янечеком составил сборник справочных и теоретических материалов "Забытый авангард: Россия, первая треть 20-го столетия".

Всех поэтов, художников, литераторов, драматургов, музыкантов, а также лириков и физиков, собирающихся в "Сайгоне", нельзя отнести к ординарным обывателям. Если "культ безумия" был определенной нормой многих, то у самых талантливых "безумие" переросло, все-таки, в творчество. Иногда, правда, случалось и по-другому. Судьба легендарного Эмиля, "сайгоновского сумасшедшего", закончилась тем, что после развода с женой он вернулся из Израиля, и, обитая в районе "Сайгона", играл на гитаре и пел, прося милостыню.

Что касается ленинградского рока, то весь он, практически, сформировался в "Сайгоне". Можно назвать имена Б. Гребенщикова, В. Цоя, А. Шевцова, А. Муратова и многих других. Идея Сергея Курёхина о том, что постмодернизм и все авангардные направления, надавив на культуру, разорвали все связи и что главная задача заключается в том, чтоб по-новому сцепить их, найдя в деструктивной культуре выход в позитив, — является откровением. Позитив этот, наверно, должен заключаться просто в творческих и человеческих союзах, в сплаве всех искусств, в самой идее объединять новое и необычное с традиционным и устоявшимся. Может быть, это и есть идея гармонии, сформированная негласно в вольнолюбивом "Сайгоне" на границе времен. "Только тот, кто носит в душе своей хаос, может породить пляшущую звезду".