Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Елена Сафронова


КРИТИКА В ТРИДЕВЯТОМ ЦАРСТВЕ


Автора этих строк однажды сравнили с Гюнтером Вальрафом.
Гюнтера Вальрафа я уважаю не как критик писателя, но как журналист – очень достойного журналиста.
Гюнтер Вальраф – "патриарх" мировой журналистики, один из основоположников журналистского расследования, иностранный корреспондент, признанный в СССР. Вальраф, развивая до полного перевоплощения метод "включенного наблюдения", был рабочим завода, гастарбайтером, пациентом, шофером – и писал об этом репортажи.
Статью Вальрафа о том, как он выкрасил волосы, надел бедную одежду и под турецким именем пошёл устраиваться на работу в Западной Германии, и как его оскорбили "по национальному признаку" даже уличные маргиналы, я читала ребёнком.
Прошло лет тридцать, и литературный критик Кирилл Анкудинов, откликнувшись на мою статью "В контрах с культурой", написанную по следам общения с обитателями контркультурных порталов, раскритиковал и текст, и метод "добычи информации". Тут и был упомянут Гюнтер Вальраф – в контексте, что тот, прожив несколько дней в обличье турка, доказал лишь то, что национализм существует, а я, вступив в переписку с "контркультурщиками", доказала лишь то, что существуют они и их образ мышления.
Наверное, Анкудинов задумывал эту параллель как неодобрительную, но мне она была лестна. Сейчас того обзора в сети уже нет, есть следующий, в котором он сожалеет о своей резкости. Кирилл, быть уподобленной Вальрафу большая честь.
Литературный критик не понял сути опробованного столетием работы журналистского приёма "испытано на себе" (начал применять его в России Владимир Гиляровский). Гюнтер Вальраф, получая пинки, отказы в работе и оскорбления, доказал не то, что бытовой национализм существует, а то, каков он. Он показал его в самом неприглядном – списанном с реальности – виде людям "первого сорта". Посыл работы про контркультуру – какова она в действии.
Вся эта преамбула к тому, что для полемики о "смысле литературной критике сегодня" я снова пишу по принципу "Испытано на себе".
Владимир Коркунов, начавший тему статьёй "Критика как объект дискуссии", в остроумном материале объял необъятное, очертив все "сферы разума", которым критика перестала быть нужной – по крайней мере, в её привычных форматах. Мне нечего добавить к статье Коркунова по части теории. Пойду по пути Гюнтера Вальрафа.
Обращение к личному опыту литературного критика, живущего и работающего в провинции, может представиться нескромным – так как автор невольно превращает себя в "мерило ценностей". А может выглядеть и весьма скромным – ибо скромна юдоль такого критика. Но почему она скромна, если "провинция" занимает 99 процентов территории России? Потому, что для нас особенно характерно высказывание С. Довлатова: "Нет географической провинции, есть провинция духовная". В России подавляющее большинство регионов являют собой "провинцию духовную", и её законы настолько причудливы, что наводят на мысль: русская глубинка и есть мифологическое Тридевятое Царство. Там всё происходит вне логики, а смыслы так искажены, что понятны только из определённой точки зрения – как в знаменитом советском мультфильме "Вовка в Тридевятом Царстве".
В Царстве уверены, что, если в квартиры поползли тараканы, то их "распустили" приезжие из Средней Азии, и санобработку, подразумевается, надо проводить не с насекомыми… Сталкивался ли с такой сентенцией Гюнтер Вальраф в балахоне турка?..
Но это низкая сфера быта. А какова интеллектуальная сфера Тридевятого Царства? В жизни духа в Тридевятом Царстве всё должно быть "культурненько". Как это? В "рамочках". В устоях. Рамочки тесные, а устои архаичные, но их лучше не ломать, иначе что с-под низу выбьется?..
Иногда в роли культурного регулятора выступает элементарная недограмотность, сопряжённая с горячим желанием воспитывать окружающих. Выпускница Тридевятого пединститута сочла незнакомое ей слово "пердимонокль" неприличным, запретным для употребления в печати, и выстроила на факте пробела в своём образовании целую Вавилонскую башню воспитательной работы. Эта башня пала по той же причине, что и библейская – гордыня и резонёрство не заменяют интеллектуальной подготовки. Но для Тридевятого царства это ещё хороший уровень… Норма человека с дипломом Тридевятого пединститута: "Как ты много знаешь, и зачем тебе это надо?". Испытано на себе ещё в 90-е. Тогда во мне впервые и проснулся дух Гюнтера Вальрафа…
"Включённое наблюдение" не к моей ситуации применимо, я никуда не внедряюсь, а живу там, где судьба распорядилась, и делаю то, на что Бог способности дал.
Способности эти неудобны для их обладателя в Тридевятом Царстве. Точно жмущие ботинки. Тяга размышлять над прочитанным/просмотренным преследовала меня с детства, неприятно удивляя учителей (несоответствием "методичкам") и являясь в глазах сверстников симптомом тяжкой неизлечимой болезни мозга.
В "Сказке о Тройке" Стругацких это называется: "У ей внутре анализатор и думатель".
Несоответствие методичкам продолжалось и после школы, когда я сама писала, не к ночи будь помянуты, стихи и любила потому "библиотечку поэта". Когда в неё "затёсывалась" книга какого-нибудь классика из Тридевятого Царства (из прилежности я пыталась читать всю поэзию в поле зрения, а оно в доинтернетный век было узким, и "тридевятые" классики попадались на нём часто), мне не удавалось себя убедить, что "чёрный – светлый" это хорошая рифма. И что кроме "родного порога" в мире не о чем писать. "Анализатор и думатель" набирал мощь, подпитываясь от расширения информационной среды (сначала благодаря учёбе в Москве, затем интернету), и я годам к тридцати превратилась из "подающей надежды поэтессы" в "злостную очернительницу нашей Тридевятой литературы".


* * *


В одиночку отыскать смысл литературной критики невозможно – не этим ли вызвано приглашение журнала "Дон" к полемике? Расскажу, как мы с группой единомышленников-энтузиастов пытались найти место литературной критики в периферийной культурной жизни, и чем это кончилось (сейчас у меня ощущение финала). Заранее прошу извинения у героев статьи! При всём уважении к ним череда имён "не на слуху", во-первых, только отвлечёт читателей от сути. А во-вторых, ФИО придадут статье "местечковость" и обманчивое представление, будто бы ситуация касается только одного края. Нет, она касается всего Тридевятого Царства. Поэтому имена, кроме всероссийских, заменены инициалами. Гюнтер Вальраф тоже оперировал нейтральными определениями "продавец", "охранник", "бродяга".
На базе информационного агентства, где я корреспондент, при его поддержке, мы три года подряд проводили круглые столы по литературной критике. Стенограммы публиковались в газетах "Литературная Россия" (в 2012 году) и "Литературные известия" (в 2013 году). В статье приведу лишь самые характерные черты этих крохотных форумов.
Бросалось в глаза, что "тридевятцы" с меньшей охотой оставляли свои дела ради круглых столов, нежели москвичи – писатель и критик Роман Сенчин и критик Борис Кутенков.
Вашей покорной хватило дерзости пригласить даже Сергея Ивановича Чупринина, но тот не смог присутствовать по уважительной причине, о чём предупредил заранее и дал карт-бланш распоряжаться его книгой, подаренной мне, как докладом на круглом столе.
Писателей Тридевятого царства мы приглашали только тех, кто имеет представление о литературной критике и, как ни парадоксально, о литературной деятельности вообще. Звучит как вызов – но, увы, сегодня подавляющее большинство членов Тридевятых творческих союзов не знают, что такое работа писателя. Вернее, рассматривают её с внешней стороны: почёт, уважение, возможность официально не работать (вообще-то "не числиться нигде, кроме писательского союза", но тонкую грань не замечают), а главное – стипендии, пенсии и гонорары!.. За что? – ведь надо хотя бы тексты писать! Но в Тридевятом Царстве "члены" не столько пишут, сколько перепечатывают из года в год давно созданные произведения. Один дилетант с писательским билетом обратился в "толстый" журнал с просьбой… оказать ему помощь, опубликовав его опус. Подход явно "потребительский", основанный на убеждении, что художнику весь мир должен. Меж тем в "наследии" дилетанта всего один приличный рассказ – потому что усердно отредактирован гораздо более одарённым литератором. Рассказу лет 20, бесчисленным републикациям – лет 10. И "писателя" надо было посадить за круглый стол и слушать? А что он мог сказать? Ему стипендию маленькую платят?.. За круглым столом придерживались мнения, что платить надо за достойный товар, а не за суррогат.
У повсеместного в Тридевятых Царствах низкого литературного уровня членов творческих союзов есть два равнозначных истока. Это разрешение в 1990 году издавать книги за счёт авторов и дробление писательских союзов. Не идеализирую советский литпроцесс и уровень дарования тогдашних "мэтров", но минимальную планку качества они держали. В начале 90-х годов "планка" эта упала – и умертвила норму качества литературных текстов во всём бескрайнем Тридевятом Царстве, приведя к тому, что профессиональной стали называть среднюю любительскую. На этом фоне писателя хотя бы грамотного сложно не заметить – к ним мы и воззвали. Их немного.
В первый год мы пригласили к участию группу фантастов Тридевятого царства. Этот жанр писатели из провинции развивают наиболее активно. То есть его развивают те, кто хочет попасть в центральные издательства и топы продаж – и выясняется, что наши люди не только хотят, но и могут, коль скоро их книги выпускают "Эксмо", "Армада" и прочие коммерческие гиганты. Но фантасты обозначили, что не смогут присутствовать на круглом столе в рабочее время, хотя вообще-то не против. Пришлось проводить круглый стол в пятницу и субботу. Пришедшие в пятницу остались недовольны тем, что для кого-то сделали исключение, и даже попеняли мне за обращение к фантастам, которые, мол, вовсе вне литературы. В Тридевятом Царстве разницу между "чистыми" и "нечистыми" жанрами литературы (это всё, что продаётся) абсолютизируют. Но "двуспальный" круглый стол – не дело, если речь не идёт о литературном фестивале. Идея устроить в Тридевятом Царстве семинар или даже фестиваль по литературной критике не покидала меня три года… но сейчас рассосалась.
Признаю, что первый круглый стол был организован неумело – мы только учились. Заёмный опыт не помогал, так как в Тридевятом Царстве свои реалии.
Исходя из них, мы привлекли к первому круглому столу библиотекарей, издателей и работников книжной торговли – связанных профессиональной деятельностью с трудом литературных критиков. Попросили их составить небольшие доклады. Добились великолепной разнородности речей. Говорили: о привитии молодёжи в школах и вузах критических навыков, об отношении выдающихся земляков из Тридевятого царства к предмету критики, о нравственном облике критика, об особенностях критики фантастики, о скудности "толстожурнальной" нивы в Тридевятых Царствах. Я не стеснялась расхвалить башкирский литпроцесс за три литературных журнала, один из которых, "Гипертекст", специально посвящён только критическим материалам – единственный пример в России. Тридевятое Царство на этом фоне выглядело бледно: в нём существовал всего один литературный журнал для молодёжи "Утро", печатавший и переводные материалы – приказал долго жить в середине "нулевых". "Утро" издавала писательница, главный редактор издательства К., выступавшая на круглом столе с речью о необходимости вернуть высокие требования к издательскому делу, не выпускать абы что в абы каком оформлении. Увы! – кому К. всё это говорила? Она была единственной представительницей издательского бизнеса. В Тридевятом Царстве к издательскому делу слово "бизнес" применяется с осторожностью. Издателей в Тридевятом Царстве много, но ни один не стремится к совершенству – выпустить хороший текст в достойном обрамлении и пустить в магазины на реализацию (правда, издательство К. продаёт книги через интернет). Книги отдаются авторам, те сами изыскивают пути, как довести их к читателям. Раз так, какая издателям разница, новая "Анна Каренина" вышла, или строго наоборот? Не всё ли равно, в твёрдом переплёте или в картонном корешке?..
Тут уместна ремарка от классика: "Видеть прекрасно изданную пустую книгу так же неприятно, как видеть пустого человека, пользующегося всеми материальными благами жизни" (В. Г. Белинский). Замечания К. справедливы лишь наполовину – если издатели Тридевятого Царства повысят технику, не став критичнее в отборе текстов, количество прекрасно изданных пустышек возрастёт, не улучшив дел в местных литературах.
Рациональное зерно во всех выступлениях было. Но попытка осолиднить мероприятие виртуальным присутствием величин филологии обернулась палкой о двух концах.
"Заочных" докладов было два: первый – книга Чупринина, второй предоставил доктор филологических наук Р. из соседнего Тридесятого государства, в силу почтенного возраста не преодолевший дороги. Статья Чупринина была прекрасно читабельна. Доклад уважаемого Р. насколько интересен, настолько и сложен – он выстраивал схемы взаимоотношений читателей, критиков и писателей в виде формул. А в качестве ключевого понятия предложил поэтему: "Некий аналог научного (энциклопедического) концепта, но представленного не понятийным, а чувственным (образным) материалом, способным вызывать отклик в человеческом уме и сердце (катарсис)". Пример поэтемы: "Голова моя машет ушами, как крыльями птица". Р. пенял критику А.Воронскому, что увидел тут явную шизофрению Есенина, тогда как "герменевтический анализ… позволяет усмотреть в есенинской фразе подлинную изумительную поэтему, лаконично описывающую тяжелое, безвыходное, трагическое положение Поэта (его одиночество, панический страх…, невероятную усталость: именно в таком состоянии человек… закидывает за голову руки, и на тени вокруг головы образуются крылья…)".
Мне термин поэтема представляется многообещающим для критической деятельности. Но пока я зачитывала вслух доклад Р., милосердно пропуская формулы, лица соседей по столу "кисли". Представитель прессы, поэт-журналист В., выпускник Литинститута, вдруг нервно вскочил и выбежал из офиса, по пути уронив на себя вешалку. Писатель М. (из фантастов) сказал, что уважаемый профессор прислал нам этот доклад, дабы продемонстрировать, что он умеет писать.
Вряд ли смешно, что в Тридевятом Царстве лица с дипломами филологов не могут или не хотят поддерживать литературную дискуссию. Но я засчитала себе прокол за то, что не предусмотрела такой "аллергической реакции". Доклад остался не дочитан, перешли к непосредственному обсуждению… точнее, реквиему критики.


* * *


Роман Сенчин предъявил сборник "Новая русская критика" (2009) – статьи 14 молодых авторов, казавшихся надеждой будущей российской критики. Все они, "повзрослев", ушли в иные стези: интернет, рекламу для издательств, научную работу, творчество. Ни один не сохранился в ипостаси "толстожурнального" критика, автора аналитических статей. Эта ситуация, подчеркнул Сенчин, не нова – когда он поступил в Литинститут в 90-е, уже говорили, что критика практически похоронена. В "Знамени" в 1999 году вышли материалы дискуссии "Критика: последний призыв", большинство участников сошлось во мнении, что жанр уходит в прошлое.
И та дискуссия была отнюдь не открытием. Если вспомнить статью Юрия Тынянова "Промежуток" 1924 года, постулаты коей модно сравнивать с сегодняшней литературной ситуацией. Тынянов писал о "молчании литературы". У него акцент падал на "молчание" поэзии, однако это подразумевает и "безъязыкость" критики!..
Соратники по первому круглому столу как сговорились хоронить наше общее дело.
Поэт и литературный критик П., автор центральных изданий, развивая тему Сенчина, посмотрел на аудиторию литературной критики глазами читателя. Провёл блиц-опрос среди своих читающих сверстников – и убедился, что большинство из них о современной критике не слышало. В лучшем случае, собираясь купить книгу, находят в интернете аннотацию к ней и судят по нескольким строкам. А книгу намереваются покупать отнюдь не по рекомендации критиков, разве что с подачи приятеля. П. задался целью подсчитать, для кого работают критики. "Площадка" критиков – литературная периодика. В общероссийском масштабе это несколько "толстых" журналов, еженедельники "Литературная газета", "Литературная Россия", "НГ-Ex Libris" да "Книжное обозрение". Общий их тираж? – да кто же знает? Не секрет, что цифры на газетах могут корректироваться в сторону оптимизма. П. предложил считать, что литературно-художественные издания выходят суммарным тиражом 50 000 экземпляров – и это куда с добром. Но в России 143 млн. человек. Допустим, из них читателей 20 млн. Какому проценту достанутся газеты? Обращения в интернет не подсчитаешь, как покупку или подписку печатных версий, и здесь можно было бы "перевести дух", но П. не дал. Он привёл неутешительную статистику посещения библиотек: по данным ВЦИОМ, библиотеками пользуется лишь 9% россиян. Но сколько из этого количества берут в библиотеках современную критику? Никто не знает. Докладчик предположил, что критика пользуется спросом лишь в рамках литературного сообщества, например, у членов различных писательских союзов – но, похоже, сам не верил в это, ведь он живёт в Тридевятом Царстве и регулярно общается с "членписами", чтобы питать иллюзии.
Вывод изо всей этой статистики П. заготовил ошеломительный: как мы смеем утверждать, будто сегодня литературная критика в масштабе читающей России на что-то влияет?!
…К слову, насчёт "членписов". На следующем круглом столе мы расширили когорту приглашённых. Привлекли авторов, как из числа "членов", так и "самих по себе" (беллетриста, выпустившего авантюрную трилогию в питерском издательстве). Но "членов" оказалось больше. То была арифметическая неизбежность: перспективные писатели Тридевятого Царства "вне союзов" – в основном фантасты, а их опросили год назад. Мы хотели услышать от других профессионалов, нужна ли им литературная критика, и какая. Желанным гостем стал бы для нас поэт Х., лирик-"деревенщик", пользующийся авторитетом у коллег и читателей. Х., живущий не в городе, обещал приехать. Но прямо перед мероприятием отказался, сославшись на нездоровье, которое его чуть ли не на больничную койку укладывает. Я искренне посочувствовала, пожелала выздоровления… и вскоре узнала, что в те же дни "болящий" был в городе и читал в редакции газеты наше с ним интервью. Оно вышло через три дня после круглого стола. В масштабах невеликого Тридевятого Царства Х. не мог не понимать, что о его приезде узнают. Думаю, этим перформансом Х. выразил отношение к нашей идее.


* * *


Тут вступает в действие страшная невидимая сила всех Тридевятых Царств – иерархическая. Многие культурные деятели Тридевятого Царства доброжелательно относятся лишь к акциям, санкционированным "сверху". Наш круглый стол был акцией "снизу". Правда, энтузиазм "снизу" был одобрен "сверху": чиновник от культуры присутствовал на круглом столе. Но, видно, Х. решил "как бы чего не вышло". Писательница А. поступила гибче: на круглый стол пришла, но выступила с жёсткой критикой вашей покорной слуги за нелояльность к Тридевятой литературе и ушла с середины. Выступление А. в стенограмме прочли все, "кому надо". Никто, кроме меня, не читал её письма с извинениями за пыл. Ход изящен.
Х. и А., близкие к сложившейся иерархии, возможно, восприняли круглый стол как формирование "альтернативной" иерархии, угрозу существующему порядку.
Местная иерархия сделала всё, чтобы у меня не вышла в Тридевятом Царстве книга критико-публицистических статей – те, от кого зависело выделить на неё федеральную творческую стипендию, нашли более "безобидного" кандидата. А мои критические книги вышли в Москве.
О видении критики как "татами", где борются самбисты, говорила на втором круглом столе писательница К.: критик наносит удар, становится в боевую стойку и ждёт ответного. Ссылалась на недружелюбные "переписки" авторитетных деятелей литературы в "ЛитРоссии" и "ЛитГазете". Борис Кутенков возразил К., что литпроцесс не сводится к страницам двух этих изданий, и о работе критика не судят только по "эксцессам". Метафора "критик-самбист" по сути неизлечимо тридевятая, основанная на местечковом противостоянии иерархии с её "идеологическими противниками" – кто не поёт в унисон,.
Эти факты свидетельствуют, что не нужна "титулованным" писателям Тридевятых Царств литературная критика. Им нужна "ролевая игра", в которой известно, кто Мастера, кто подмастерья, кто – подающие надежды, а кто – ученики, из которых, если будут таскать портфели за подмастерьями (а те – за Мастерами), выйдет толк. К старости.
Литературная иерархия Тридевятого Царства не зависит от подлинного качества текстов. Лучшими считаются произведения тех, кто на вершине "лестницы". А там оказываются зачастую в силу нелитературных обстоятельств – по возрасту, по значимости в какой-то иной сфере, по принадлежности к творческим союзам. Практически ничего не значат реальные литературные заслуги, те же публикации и книги, вышедшие вне Тридевятого Царства. Учительница, приведшая класс на публичные чтения моего романа, удивилась, что в нашем Тридевятом Царстве проживает дуэт фантастов Олега Шелонина и Виктора Баженова, чьи книги ей знакомы – она считала, что "настоящие" писатели где-то далеко.
В таких раскладах расстановку сил меняет только кончина кого-то из Мастеров – а вовсе не мнение, что "король голый". Но, хотя "король голый" неэффективно, оно всё равно не имеет права звучать, ибо непорядок и колебание устоев.
Поэтому, каково бы ни было количество "членов союзов" во всех Тридевятых Царствах по стране, востребованность критики от него точно не зависит. Более перспективна в смысле взаимодействия с критикой коммерческая литература – но там свои издержки. Не факт, что наличие многих рецензий способствует продажам книги. Напротив, если книга хорошо продаётся, в чём заслуга пиар-акций и привычки публики к именам, к ней обращаются критики и начинают исследовать причины её популярности. Что позволяет "коммерческим" авторам смотреть свысока и на "высоколобых" коллег по перу, и на критиков. Беллетрист П. на втором круглом столе заметил: ему всё равно, что о его книгах скажет критик или читатель, – но снисходительно признал за критикой право открывать новые имена и "высвечивать" их. А отнюдь не "бичевать пороки" и "вскрывать социальные язвы", как учили Белинский и Добролюбов. Тут П. почти процитировал Льва Данилкина, который в интервью сказал, что задача критики – играть против маркетинга, игнорировать ангажированные мнения продавцов, самому фильтровать и оценивать книги. Ни один критик не может перебить успех книги, которая хорошо продаётся. Но критик может сделать так, чтобы о неизвестном писателе узнали и начали читать.
С тем, что критике нужна эстетическая функция больше, чем воспитательная, я согласна – не оттого ли она в странном положении, что произошла подмена понятий и целей?..


* * *


Директор юношеской библиотеки С. сказала, что, с её точки зрения, использование литературной критики читателями прекратилось в 60–70-е годы. Тогда в школах и вузах изучалась критика, а сейчас на уроках литературы нет времени об этом говорить. Забегая вперёд, скажу: это не совсем так. Время "на критику" найти можно, если задаться целью. На круглом столе было две преподавательницы литературы: Е. – кандидат педагогических наук, П. "просто" учительница. Обе рассказали о своих занятиях со средним и старшим школьным возрастом критическим анализом произведений. Ребята – не "золотая молодёжь", а контингент обычной школы не стольного города Тридевятого царства – проникались этим процессом и в итоге "привязывались" к чтению. В чём корни подросткового "не-чтения"? Не в том ли, что учительниц-подвижниц всего две на Тридевятое Царство, а остальные не могут и не хотят делать как они?
Директор библиотеки С. неодобрительно отозвалась об "элитарной" молодёжи. Да, они приходят в библиотеку, но только чтобы получить материалы по программе – школьной или вузовской. Им важнее аттестат и диплом, чем подлинные знания (но дети ли в этом виноваты, либо система образования, ориентированная на "бумажки", а не на гносеологию?) Запросов по литературоведению и литературному краеведению за год С. насчитала всего 6. Она не теряет надежды, что юные читатели компенсируют редкие визиты в библиотеку частым сидением в интернете. Но упование призрачно: когда приходят в библиотеку работать после пединститута, сейчас Тридевятого госуниверситета, уровень подготовки не утаишь, как шило в мешке. С читающими людьми эти библиотекари не способны разговаривать на одном языке! С. считает, что критика может способствовать возвращению общественного интереса к чтению, если будет объективной. Начала за упокой, а кончила за здравие.
Библиотечные выступления были противоречивы. Завотделом обслуживания при абонементе центральной городской библиотеки И. рассказала, что читатели нередко просят совета, что почитать, особенно из современной литературы! Для них библиотека оформила на абонементе стенд с рецензиями из специализированных изданий – и стенд востребован, похвалилась И.! Но за ней говорила заместитель директора областной библиотеки Ч.: "Я вам ответственно заявляю, спрос на материалы литературной критики диктуется только учебными потребностями". По наблюдениям работников главной библиотеки Тридевятого Царства, спрос на критику возникает, когда необходимо написать реферат и т.п. По "внутренней" статистике библиотеки, у старшего поколения спроса на критику нет как такового. Кто же формирует читательский вкус? По мнению Ч., это отзывы знакомых, информация в соцсетях и советы библиотекарей.
Библиотекарям честь и хвала за то, что они пользуются плодами деятельности критиков. Но когда меня пригласили в библиотеку сделать доклад о современной литературе Тридевятого Царства, параллельно я послушала библиографов и узнала, что они пользуются рецензиями из справочных изданий "Ваша библиотека", "Библиотечное дело", "Русская словесность", "Уроки литературы", "Читаем вместе" и пр. Туда пишут не критики, а педагоги и методисты. Спросила у библиотекарей, почему они не прибегают к рецензиям в литературных журналах и на портале "Читальный зал"? Вопрос был риторический. А мы-то для кого стараемся?..
Два круглых стола украшали выступления директора сети региональных книжных магазинов П. и менеджера по закупке С. Должность С. ответственна – это она "наполняет контент" магазина. С неё спросит разгневанный читатель, не найдя в ассортименте "своей" книги. И кому, как не С., лучше знать, когда вероятнее рекламации – если "не завезти" Пушкина, Тихона Шевкунова или Эрику Джеймс? С. специально пообщалась с покупателями и продавцами в книжном зале: какую для них роль играет современная литературная критика? – и услышала, что единицам критика нужна для выбора книги, они покупают ту литературу, что похвалил критик. Но чей совет авторитетен? Льва Данилкина, Андрея Немзера, Сергея Чупринина, с выходом "Книгочёта" – Захара Прилепина. Сам "Книгочёт" спросили раз 30 – вероятно, причина популярности этой книги в краткости, саркастичности и личностном начале реплик Захара. В магазине ждали, что покупатели начнут спрашивать книги "по "Книгочёту". С. очевидно, что неспециалисты глубокую, аналитическую литературную критику читают мало, предпочитая экспресс-рецензии в глянцевых журналах.
Непосредственная начальница менеджера, П., попросила не думать, что книжный магазин отвечает за специфический выбор своего товара – торговля должна предоставлять покупателям то, что они хотят купить, и, по идее, за их выбор и спрос не обязана отвечать. Но приходится! По мнению П., дело критиков – давать современному читателю ориентиры, что они должны обязательно прочитать, освободив время и отложив деньги на покупку. Почему эта социально значимая работа так слабо востребована? Народный вариант ответа, что всякий читатель "сам с усам" годится, но он не единственный. С точки зрения П., литературная критика становится жанром уходящим, ибо книжный рынок в стране падает. Пик книжной отрасли пал на 2008 год. С 2009-го в России идёт систематическое падение показателей книгоиздания и книгораспространения. В 2008 г. средний тираж составлял 6800 экземпляров, в 2012 г. – уже 4300 экземпляров. В СССР в 1990 г. действовало 8500 книжных магазинов, в 2012 г. в России их осталось 3000 – меньше, чем до революции (5000 книжных магазинов в 1898 г. в "тёмной, нечитающей" империи). Эксперты прогнозировали дальнейшее сокращение книжных прилавков. В следующем году П. подтвердила опасения: снизился и средний тираж современной прозы – сегодня он меньше 4 тысяч, и уменьшилось число книжных магазинов по стране.


* * *


Борис Кутенков привёз нам доклад по современному виду литературной критики. Выделил четыре направления с "плавающими" границами: "филологическая критика"; "критическая проза" или "эссеистика"; рецензии и обзоры; критика в классическом, "белинском", понимании. Доклад был подробный, обстоятельный; одна беда – теоретический. Литераторы Тридевятого царства, собравшиеся на круглый стол, жаждали практики. Драматург В. жадно спрашивал у Бориса, кому критик больше нужен – автору или читателю? Борис лавировал: "Подмывает сказать, что для читателя, но это будет слишком однозначный ответ. Мы возвращаемся к тому, с чего я начинал. Нет критика как единой фигуры. Нет однозначного понятия критика". Подытожил он, что некорректно выбирать меж автором и читателем – литературная критика направлена на приумножение смысла. Формулировка превосходная, но умозрительная.
Какой быть "практике критики", так никто и не ответил. Представитель Тридевятого министерства культуры М. призналась, что министерство нуждается в экспертной помощи специалистов от литературы, потому что к нему часто поступают просьбы писателей издать книгу. В некоторых Царствах и Государствах, по данным М., существуют целевые долгосрочные программы книгоиздания, в чьих рамках действуют конкурсы, и группы критиков отбирают конкурсные произведения. Тридевятое Царство не может похвастаться такой программой. Правда, книги за казённый счёт и здесь выходят, но "по поводам" – юбилей, желание поощрить мэтра (см. выше про иерархию). В таких случаях и критиками выступают персоналии из иерархии, твёрдо знающие, нет, не какая книга достойна издания, а какая фамилия достойна собственной книги на средства Тридевятого бюджета. В целом М. высказалась в том смысле, что деятельность критиков министерствам культуры на местах очень нужна. Могла ли я не предложить властям свои услуги и не ожидать ответного хода?
"Ответный ход" последовал в ноябре 2014 года. На очередной круглый стол пришло пять человек. Среди них не было делегатов культурных и информационных властей города и области и администрации города. Всем структурам было направлено официальное приглашение. Если бы они появились, можно было бы в перспективе говорить о созыве межрегиональных критических семинаров в Тридевятом Царстве. Третье мероприятие отчётливо продемонстрировало, что перевод разговора о провинциальной литературной критике из теоретической плоскости в практическую преждевременен.
Мы самонадеянно замахивались именно на это. Третий круглый стол был адресован работникам СМИ, заявлялись два вопроса: можем ли мы, пресса, что-то сделать для развития литературной критики (в формате литературной журналистики) в Тридевятом Царстве, и хотим ли мы что-то делать? Пришёл и ответил всего один главный редактор интернет-издания С.
И П., сотрудница информационно-аналитического центра, образованного при Министерстве культуры. Одна из задач свежесозданной структуры - выпуск тридевятого культурного портала, освещающего все сферы культурной жизни. П. предложила портал как площадку для литературно-критических дискуссий. Один вариант лучше, чем ни одного, да вот беда – у портала не предусмотрен гонорарный фонд, а сотрудничество на таких условиях вряд ли систематическое.
Опять возвращаемся к задачке, нужна ли систематическая и профессиональная литературная критика в Тридевятом Царстве? Наблюдения не дают на это надеяться. Впечатление безнадёжности, как паззл, складывается из проявлений "бескритичности". Они "разовые", но, как в анекдоте, три раза подряд – это уже сила привычки, а десять раз подряд – это уже тенденция. Строго говоря, я правильно получила "щелчок по носу" на круглом столе для журналистов. Ведь, проработав пятнадцать лет в газетах Тридевятого Царства, я знала обо всех тенденциях его культурной журналистики, главное, о той, что местным СМИ не интересны постоянные обзоры литературы, и что заметки о книгах рождаются спорадически, когда есть повод. Пишут о книгах те же журналисты, что о ЖКХ, дорогах, дачном воровстве; в лучшем случае – авторы полос об образовании. Пишут не слишком охотно – и куда я, спрашивается, полезла?..
Вышеупомянутому поэту-журналисту В. (убежавшему с первого круглого стола и не "отписавшемуся" о нём) однажды предложили выступить литературным критиком – рассмотреть феномен коллективного романа "Шестнадцать карт" (см. "Урал" № 1 за 2012 г.), где "поиграли" авторы из Тридевятого царства. Коллективные романы сами по себе звери редкие. Статью было готово опубликовать наше информационное агентство, гонорар подразумевался. В. тянул, изыскивая отговорки, четыре месяца, после чего уже неприлично было обращаться к покрывшемуся пылью информационному поводу. Зная, что культурные рубрики общественно-политических изданий следуют за новостями, В. постарался не соблюсти актуальность. Не затем ли, чтобы не портить отношения всё с той же иерархией?
Официальная газета Тридевятого Царства несколько раз затевала в "номере выходного дня" книжную рубрику. Её начинала выпускница Литинститута Ч.: полуполосные заметки о новых книгах всероссийского значения. После ухода Ч. из издания рубрику предложили мне. Несколько полос спустя решили свести её к "Книжным новинкам" в интересах покупателей – аннотациям по ассортименту книжных магазинов. Формат вызвал неприятие у тридевятых авторов, которые даже усмотрели тень идеологической диверсии в том, что часто анонсировались книги иностранных писателей. Летом 2013 года рубрику восстановили в полосном объёме, но требования к контенту всё время менялись. Сначала потребовали статей о книгах местных писателей (негласно – хвалебных). Филигранные правки "по словечку" превращали критические формулировки чуть ли не в восхищённые. Интервью с молодыми участницами критического семинара в Москве сняли в последний момент – малы ещё что-то вещать в нашей рубрике (!). Но после статьи о пустой, зато местной книге требование развернулось на 180 градусов: нужны книги-события, значительные для всей страны! Меня обрадовало расширение кругозора газеты, и полгода работы прошли радужно. За одним исключением: после выхода статьи о поэзии Алексея Колчева потребовали в следующий раз разбирать стихи "попонятнее".
Ближе к наступлению Года литературы начались чудеса. Сначала поставили перед фактом снижения гонорара. Затем поставили и перед фактом, что книжная полоса будет выходить два раза в месяц вместо четырёх. Объявленный Указом Президента РФ Год литературы тридевятая газета встречает во всеоружии. Теперь у "Книжного мира" другой ведущий.
История этой рубрики, полагаю, характеризует подход Тридевятых Царств к литературной журналистике. Она изначально необязательна, вот в чём дело! Чем иначе объяснить, что ни единожды за время выхода книжной рубрики – единственной в регионе - её не номинировали ни на одну журналистскую премию? Газета не считала возможным гордиться таким проектом? Минпечати решило его "не заметить"?
То, что год назад круглый стол по литературной критике был "одобрен" культурными властями, а в этом году "игнорирован", и то, что перед Годом литературы официальное СМИ региона "урезает" книжную рубрику, трудно счесть совпадениями. Всё это представляется проявлением руководящей мудрости, но постичь её не могу, как не мог царь Соломон постичь путь мужчины к сердцу женщины.
А вот гость последнего (?) круглого стола, доцент кафедры литературы Тридевятого государственного университета С. постиг все загадочности Тридевятого Царства давно и объяснил. Приведу основные тезисы:
"Не та в Тридевятом Царстве ситуация, чтобы заниматься массовым "производством" литературных критиков. Если интереса к писателям тридевятым у читателей нет, литературный критик им не нужен".
"Если есть писатели и книги, то выпускников не факультета журналистики, а русского языка и литературы, у нас достаточно, и люди, которые могут написать об интересной книге, легко найдутся – было бы о чём писать! Видимо, в Тридевятом Царстве "рождается" слишком мало книг, о которых есть смысл писать".
"Хорошо бы ещё сами писатели проявили интерес к тому, чтобы об их книгах говорили критики, журналисты. А то писатель написал книгу – и чего ждёт? Аплодисментов с гонораром! Слова правды от специалиста по литературе половина из них слышать не хочет! Или не может. Потому что в глубине души чувствует собственную бездарность".
"Нужно ли вовлекать большие силы в освещение того, что само по себе является объектом малым? Есть две писательские организации в Тридевятом Царстве. Что бы им друг дружку не разобрать и не проанализировать? Зачем к этому делу привлекать областную и городскую администрацию? Вовлекать какие-то ещё посторонние силы? Если самим писателям всё равно, что они пишут?".
Ни убавить, ни прибавить. При этом доцента С. никто "очернителем Тридевятой литературы" не называет. Его философское смирение мне даже импонирует, но в нём много безнадёги.
На тридевятой эмпирике я написала несколько статей: "Критика под местным наркозом" (Урал, 2006. № 2), "Людям этой профессии несколько ниже…" ("Урал", 2006. № 9), "О сверчках и шестках" ("ЛитРоссия", №39 от 02.10.2009). Сейчас охватила их мысленным взором – перепугалась не на шутку. Почти десять лет пишу об одних и тех же благоглупостях! Как ещё умудряюсь находить для них разные слова?! А что от этого меняется?..
Участвуя в круглом столе "Современная литературная критика: имена, проблемы, тенденции", проходившем в рамках "долгосрочного" проекта "На Делегатской" Марины Яуре и Бориса Кутенкова, в разговоре о подготовке критиков я была не более лучезарна: "Профессия критика не востребована обществом. Зачем нужна специальность, которая не получит практического применения?". Другое дело, что можно повышать квалификацию на семинарах – но это "забава" столичная. Так же, как рубрики "про книги" в СМИ, специализированные издания и ток-шоу для литераторов. А Тридевятым Царствам что остаётся?..
Поэт и критик П. на втором круглом столе высказался определённо: "Критикам надо учесть, что масса, на которую они якобы работают, живет и в Тридевятых Царствах, и именно она приходит в книжные магазины и библиотеки. Между Роднянской и миллионами живущими и что-то читающими в России – огромная пропасть!". Рукой подать до сакраментальной фразы: "Страшно далеки они от народа!".
Лично я готова стать ближе к народу. Мне мерещится, или народ вправду избегает сближения с критиком?..

г. Рязань

______________________________________
Начало полемики о смысле литературной критики в №10-12, 2014